Наскоро приведя себя в порядок при помощи полотенца, Диноэл вскрыл конверт подвернувшейся чайной ложкой. Агнесса Бедфорд, британская бабушка номер один, звала его с Мэриэтт к себе на чай, и не официально, в Кенсингтонский дворец, а в самое жерло английской политической интриги – особняк на Голден-сквер.
– Я получила такое же, – драматическим шепотом сообщила Мэриэтт. – Обсыхай, клюворыл ты эдакий, и собирайся – я заеду за тобой в семь.
Получить приглашение на чай к Агнессе Бедфорд-Уорвик в ее Малую Гостинную известного всей Англии особняка в Сохо окнами на Голден-сквер значило бесспорно подтвердить свое положение в первых строчках рейтинга высшего света. О таком приглашении многие мечтали, а многие даже и не мечтали, иные правдами и неправдами добивались годами, но получалось далеко не у всех, а уж о том, чтобы отказаться, и вовсе речи быть не могло. Агнесса была единственной женщиной, с мнением которой считался его величество Ричард III, и на этих чаепитиях, как полагали, зачастую решались судьбы государства. Поговаривали, что король не только ценил ее политическую мудрость, но и с детских лет сохранил робость перед своей грозной тетушкой, так что монаршее нежелание огорчать ее могло запросто стоить кому угодно свободы или даже головы. Впрочем, несмотря на всю свою влиятельность, графиня Агнесса никогда не была кровожадной или зловредной, а напротив, слыла добродушной и остроумной – ее афоризмы, довольно циничного свойства, пересказывал весь Лондон – и при этом даже самые ярые недоброжелатели ни разу не обвинили ее в том, что своим влиянием она воспользовалась для сведения счетов. Вне всяких сомнений, результату ее увещеваний главных героев корнуолльского скандала, которых она пожелала лицезреть за своим столом, предстояло стать мнением верхушки общества, и пренебрегать этим было бы в высшей степени неразумно.
Карета Мэриэтт без опоздания, ровно к семи въехала на Куинсмилл-роуд, Диноэл завалился на подушки сиденья, и экипаж без задержки вывернул на Фулхэм-Пэлас. Темнело, в небе над Твидлом было видно, как с юго-запада, пожирая горизонт, наплывает черная грозовая туча с дымящимися рогами по краю.
– Надвигается буря, – сказал Дин. – Да и нас, наверное, ждет основательная взбучка.
Мэриэтт покачала головой:
– Не думаю. Она добрая. Я как-то прожила у нее больше месяца.
Диноэл в Малой гостиной бывал неоднократно, и убедился, что здесь ничего не переменилось с самых давних времен. Стертый лак на широких подлокотниках кресел, рояль, чтобы Ричард мог присесть и помузицировать, а на рояле по-прежнему лежала флейта Роджера Мэннерса – увы, больше уже он не придет, не возьмет ее в руки и не поднесет к губам… Обширный стол, кружева, обилие подушек и пуфиков по всем углам, портреты на темных обоях. Сама хозяйка тоже не изменилась с его последнего посещения, хотя мало кто узнал бы в этой высохшей старушке былую пышку Агнессу Уорвик, графиню Бедфордскую, удалую героиню битв за Уэльс, ставшую похожей на старую хищную птицу, эдакую ястребиную сову. После тридцати она начала стремительно полнеть и достигла на этом пути результатов, которые, кроме как устрашающими, назвать было трудно. Однако на рубеже седьмого десятка процесс неожиданно повернул в обратную сторону, и Агнесса, без всякого для себя ущерба, сжалась до размеров вполне миниатюрных, сделавшись даже меньше ростом. Если не считать многочисленных слуг, компанию Агнессе составляла лишь ее двоюродная сестра, Люси Бедфорд, чопорная дама, исполнявшая роль что-то изредка произносившей тени. Агнесса по-прежнему пребывала мыслями со своим вторым мужем, лихим немецким романтиком-радикалом Готфридом фон Меникхузеном, и по-прежнему немалую часть времени у нее занимала переписка с шалопутным Алеком, драгоценным сыночком, которого жестокая дипломатическая необходимость уже который десяток лет удерживала вдали от дома, и об истинном местонахождении которого под страхом смерти молчала вся Британия.
Агнесса вошла в гостиную. Никакие смены габаритов не повлияли на ее царственную осанку.
– Смотрите-ка, вот они, явились, не запылились, – приветливо проворчала она. – Главный лондонский лоботряс… Не позови я тебя, так бы и не удосужился навестить старуху… Да и ты, матушка, что-то совсем меня забыла. Садитесь, голубки, плохо я вас вижу… Совсем уж было ослепла, но Ричард сделал мне операцию… на оба глаза, вроде стало полегче. Все равно в правом плавает муть, мусор, и совсем справа – какая-то палка. Но когда они расходятся в стороны, я уж научилась подлавливать, вижу этим глазом вполне прилично…
Вслед за гостями Агнесса тоже с кряхтением опустилась в кресло.