Челтенхэм

Уже совершенно пренебрегая всякой осторожностью, они поднялись по правой лестнице на второй этаж. Королевский кабинет располагался в торце восточного крыла, глядящего на тот самый гористый берег, который англичанин в разговоре с англичанином охотно назовет шотландским, но упаси бог так выразиться в беседе с шотландцем. Именно отсюда, по Тимберлейкским Бродам, будущий король Ричард вторгся в Англию во главе полчищ все тех же шотландцев. Вследствие того, что эта часть замка, в хэмингтонском архитектурном стиле, представляла собой полубашню-полуэркер, комната вышла в форме неправильной половинки шестигранника. Диноэл бесстрашно включил свет. Кабинет был обставлен на редкость скромно, даже аскетично: стол, наводящий на мысль об аэродромах, пара книжных полок со справочниками, зачем-то много офисных перегородок с фотографиями знакомых светил науки, лампа, стулья – собственно, и все.

Вожделенного холодильника не было.

– Да чтоб ты пропал, жадюга, – проворчал Дин. – Раз уж такой всеведущий, трудно было оставить пару бутербродов?

Он уселся на необъятный стол и привлек Мэриэтт к себе.

– Котенок. На тебе лица нет. Слушай, я сам понимаю, что дело дрянь. По тем коридорам между пространствами гуляет Кромвель, причем целыми табунами – сама понимаешь, что это значит. Да, нас использовали в грязной игре. Но давай не будем умирать раньше времени. Сказано ведь: и Карфаген пал, и от Ниневии остались одни развалины, и все же, друг, выше голову! По крайней мере, теперь мы знаем, каков их джокер, и руки-ноги у нас покуда целы. Я сам теперь Проводник хоть куда, не боги горшки обжигают.

Эх, не то говорил Диноэл, плохо он понимал, что происходит в душе у его возлюбленной. Она ждала от него других слов. Дин давно привык и сжился с двумя вещами, двумя непреложными аксиомами: его профессия вполне рутинно включает в себя элементы непостижимого, а во-вторых, это ремесло плотно переплетается с политикой, даже срослось с ней, а политика – штука лицемерная и бессердечная, мало считается с жизнью отдельного человека и с моралью соотносится плохо.

– Уж эти мне патриоты, – сказал он. – Я и сам патриот, но Скиф в чем-то прав – любая ортодоксальность всегда как-то скверно попахивает.

Но Мэриэтт была далека и от политической толерантности, и от контактерского релятивизма. Дедушка оказался убийцей и предателем, безжалостно использовавшим ее в каких-то своих, совершенно не важно в каких, интересах. Вся последняя часть жизни провалилась во мрак, и мрак этот дышал теми самыми кошмарами, которые убили отца. На темной стороне луны живут злобные карлики. У них свой, чудовищный мир со своими, чудовищными законами. За черту этого мира она переступила там, в архивах, ей этого не положено было знать, те знания уже по другую сторону, в них скрыто нечеловеческое, и даже если забыть все, что там видел, все равно тебя настигнет кара. У Мэриэтт, в отличие от Диноэла, который бок о бок с нечеловеческим и запретным ел, пил, спал и в ус не дул, такой закалки не было, а напротив, были дремучие инстинкты, порождающие ужас и темные предчувствия, и эти предчувствия уходили корнями во всесильную для любого человека почву детских психозов. И теперь, когда былые догадки и недомолвки обрели пугающую логику, страхи Мэриэтт воскресли и набрали еще большую силу. Но ее мужчина, ее будущий муж… Как ему объяснить все это?

– А кстати, – сказал Дин. – Ты на чем сюда приехала?

– На гравике, – прошептала Мэриэтт. – Но там аккумулятор убит.

– Ладно, все равно пошли. Покидаем этот Остров Разочарования. Что нам и впрямь оставил твой дедушка, так это лодку, может быть, даже с мотором. Через полчаса мы на Верхней Пристани, а там харчевня открыта круглосуточно. Дальше останется найти сговорчивого капитана. С этим проблем не будет – мы на главном торговом пути Англии. Можем особенно не спешить – начальство, конечно, ждет меня с отчетом, но Скиф наверняка уже в Институте, а главный контактер теперь он, так что, думаю, небольшое опоздание мне простит, тем более что ни мой отчет, ни я сам уже никому ни за каким чертом не нужны.

Он соскочил со стола, взял Мэриэтт за руку, но вдруг задержал взгляд на большой черно-белой фотографии, висевшей справа от стола. На ней была запечатлена почтенная дама лет семидесяти, в медицинском халате и за письменным столом.

– Погоди, погоди, – сказал Дин, подходя ближе и вглядываясь. – Вот так штука… Посмотри повнимательней, никого не напоминает?

– Нет, – едва слышно ответила Мэриэтт.

– Чудо морское, это ты! Глостер, узнаю его чарующий юмор… Где же это тебя снимали, хотел бы я знать…