– Леди Алисия, откройте тайну, какое же изгнание держит в этой глуши племянницу шотландского короля? Как такое возможно?
Она снова вздохнула.
– Увы, мой дядя совсем не в той степени король, как бы нам всем хотелось… У нас кто не Гамильтон – тот не король, кто не Аргайл – тот тоже не король… А причина очень простая – указ Стюарта: колдуньи не могут жить в Эдинбурге больше полугода подряд… Такая глупость. Собственно, речь идет о шести лунных месяцах, но это не меняет дела. А эти горы я люблю… даже в такое время.
Тут Алисия Джингильда достаточно кокетливо подперла голову рукой и перешла к атаке.
– Откройтесь и вы мне, сэр Ричард. Сознайтесь, какая же тайная цель привела в нашу, как вы сказали, глушь сына великого регента и обладателя стольких талантов?
– О, я попадаю в чрезвычайно неловкое положение, леди Алисия… Нет, Джингильда мне нравится больше, если позволите. Я растерян и не знаю, что говорить, все так неожиданно…
– Скажите правду, сэр Ричард. Из любопытства я даже готова немножко пойти против своего патриотизма… если, конечно, вы не оставили за порогом целое английское войско.
– Правду… Хорошо. Но обещайте, леди Джингильда, выслушать потом мои объяснения, независимо от того, что я сейчас скажу.
– Торжественно обещаю. Можете налить себе еще для храбрости, все мужчины так делают.
– Да, спасибо… Правда в том, дорогая леди, что цель моего приезда сидит сейчас напротив меня. Есть и другие причины, но это главная.
Джингильда откинулась в своем высоком кресле, закрыв крученым стогом волос полированную сквозную розетку, и широко распахнула глаза.
– Вы опасный человек, сэр Ричард… или опасный фантазер, не знаю, что и думать… И каковы же ваши объяснения?
– Не знаю, как они прозвучат для вас, леди Джингильда. Впрочем, целиком полагаюсь на ваше добросердечие. Я наделен способностью читать древние книги – как мой отец, дед и все в нашем роду…
– То есть вы чернокнижник?
– Можно сказать и так. И вот в этих книгах открылось – уж извините за дурацкую формулировку, – что мне суждено жениться…
Ричард смолк и вновь смущенно поднял свои выразительные брови.
Джингильда по-прежнему внимательно смотрела на него, слегка склонив голову набок. Перед ней, в белой полотняной рубашке с широченными рукавами, расположился юноша с синими трагическими глазами, изломленная правая бровь много выше левой, нос, как топор, пышная шевелюра, неровно поделенная от лба странной залысиной, косая рыжеватая прядь через громадный лоб, острый клин подбородка, голос будто из центра земли, странно подвижная нижняя губа… «Горизонтальное какое-то лицо», – почему-то подумала Джингильда, и дальше ее внутренний голос многозначительно произнес: «Ой-ой-ой».
Тем временем Ричард, не встречая ни поддержки, ни сопротивления, продолжил:
– Дальнейшее не должно вас удивить, мадам. Совершив свое открытие, я немедленно сел на коня, и вот я здесь – полуживой, на заморенной лошади, но… – Тут он оглянулся в поисках нужных слов. – Леди, если бы я знал… Если бы мог представить вас… я пришел бы даже пешком, и не дожидаясь никаких пророчеств.
Джингильда осторожно откашлялась.
– Чрезвычайно мило, сэр Ричард. Но вы сказали, что есть еще какие-то причины?
– О, они очень банальны, здесь нет никакого чуда. В отличие от вас, миледи, я политический изгнанник и, естественно, ищу помощи за рубежом. Путь в Англию и во Францию мне закрыт, пока Маргарита на престоле… Она ненавидит мою семью и лелеет надежду объединить оба королевства под одной короной… на голове Анри. Буду откровенен, леди Джингильда, я связываю свои надежды с вашим братом, Шеллом, мои книги сулят ему великое будущее. Словом, я мятежник, бегущий, возможно, от плахи.
– Вы больше похожи на хитрого политика, сэр Ричард. И каковы же ваши планы?
В ответ Ричард вдруг захрипел так, что заплясало пламя свечей. Вышло не слишком натурально, но Джингильда почему-то не обратила на это внимания.
– Я смертельно простужен, леди Джингильда, у меня жар, сейчас я потеряю сознание и свалюсь с этого стула, вот какие у меня планы. Единое мне осталось упование это на ваше милосердие и лекарское искусство – отвары, травы… Прощайте, дорогая леди, извините, если что не так, был счастлив. Все, я падаю.
Про шприцы и ампулы в укладке, а также про осмотр лошадей Ричард предпочел временно забыть. Падать он не стал, а лишь выронил вилку, закрыл глаза и покашлял, но и этого оказалось достаточно. На лбу у него очутилась волшебная прохладная ладонь, раздался громкий голос: «Томас, сюда! Мария, постель и грелку!» – и с тем Ричард из мятежника и политика превратился в пациента, что почел для себя наилучшим выходом.