Челтенхэм

Набежавший Керси с воплем что было сил ткнул мечом в открывшуюся беззащитную спину Ричарда, но спина неожиданно исчезла, потому что герцог лихо, словно в фигуре кавказского танца, сделал полный оборот на коленях, и его второй меч, нырнув под вытянутые ручищи Керси, вспорол тому бок, пройдя через желудок, край печени, селезенку и даже проехался по позвоночнику. Выплеснув вместе с остатками скромного завтрака едва ли не половину всей своей крови, Керси грохнулся оземь, да так и остался лежать – только его левая нога еще долго дергалась и колотилась о снег.

Таким образом, не прошло и полминуты, а соотношение сил на арене разительно переменилось: шестеро против одного превратились в трех. Ричард поднялся, отряхивая колени, поправил круглую вязаную шапку и направился к первой трибуне, где самым бессовестным образом показал язык Джингильде, которая сидела ни жива ни мертва. В ответ Джингильда дико завизжала, указывая пальцем ему за спину.

Чемберс, действительно с призрачной легкостью оказавшись за спиной Глостера, уже занес меч, целя с поворота срубить голову не в меру проворному английскому гостю. Неуловимым для глаза движением шотландская сталь уже описала роковой полукруг, но в конце его внезапно со звоном отскочила назад: Ричард, вроде бы даже без особой спешки, не оборачиваясь, выставил свой меч за спину. Неотразимым кистевым поворотом Чемберс тут же ударил с другой стороны, но, оказывается, там его уже поджидал второй меч. Заревев, гамильтоновский ветеран сделал выпад по горизонтали – Ричард, небрежно полуобернувшись, без явного усилия отбил левой рукой, после чего вернулся в прежнее положение.

У Чемберса сдали нервы. Происходило, воля ваша, что-то несусветное: легендарный мастер не мог ничего сделать с противником, который даже не удосуживался повернуться к нему лицом. Бывалый рубака на минуту потерял контроль над собой: забыв про все хитрости, он с воем молотил клинком как кузнец молотом, но у Ричарда словно были глаза на затылке: он легонько поворачивался то вправо, то влево, отклонялся, приседал, выставлял мечи то так, то эдак, успевал при этом строить рожи переставшей дышать Джингильде, и оставался неуязвим.

Наконец, Чемберс, у которого уже пар валил из голенищ, отпрыгнул назад для решающего замаха, трибуны затаили дыхание, и тут Глостер сказал Джингильде:

– Зажми ушки, я сейчас крикну.

Он, как будто бы неохотно, повернулся, с обреченным видом набрал воздуха и гаркнул во всю силу, отпущенную ему природой, коротко, но от души.

О голосе Ричарда Глостерского трудно и в сказке сказать, и пером описать. Гений, что изобрел такие слова, сам еще, видимо, ждет своего изобретателя. Просто скажу о некоторых последствиях. В первых рядах многие оказались на земле. Старейшина цеха обойщиков лишился чувств и пришел в себя только через сутки. У женщины в толпе начались преждевременные роды. Круглый цветной витраж на фронтоне собора осыпался внутрь и наружу с шорохом и звоном, автоматически решив, таким образом, вопрос о ремонте и реставрации. Большинство же просто временно оглохли.

Самое смешное, что Чемберс устоял на ногах. Его шатало из стороны в сторону, меч в трясущейся руке выписывал бессмысленные кренделя, мутный взгляд блуждал в неведомых высях. Но и контуженный в самой тяжелой форме, старый вояка даже бессознательно пытался сопротивляться.

– Да ты смельчак, Чемберс, – сказал Ричард, подошел вплотную и, скрестив мечи, взял чемберсовскую шею как бы в ножницы, так что гарды уперлись тому в кадык. – Ну, извини, – добавил он. – Обстоятельства. – И на вид без натуги, кратким движением лезвия разлетелись в стороны.

Голова Чемберса соскочила с плеч и, упав ему под ноги, боднула владельца в правый сапог. Два фонтана крови хлестнули и упали, и в то же мгновение из-за падающего тела выскользнул Марч и в отчаянном прыжке попытался всадить Глостеру меч слева между шеей и ключицей.

Нет слов, это был сильный, коварный ход, говоривший о том, что граф Марч обладал весьма нестандартным мышлением и способностью делать очень далеко идущие выводы в самые сжатые сроки; даже будучи потрясен, а потом и оглушен не меньше других, он сохранил присутствие духа и сообразил, что никаким традиционным приемом Ричарда не взять, а посему единственный шанс – это выкинуть какой-нибудь совершенно фантастический номер. Беда в том, что в далеких краях, о существовании которых Марч даже не догадывался, а Ричард как раз знал очень хорошо, где самое грозное на свете оружие – неумолимая часовая стрелка – давно уже отправила доспехи, мечи и кольчуги под власть музейной пыли, был придуман трюк, рассчитанный именно на подобные ситуации.