Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой полови

Еще до поездки в Калифорнию и особенно после возвращения в Нью-Йорк Борису Ивановичу удалось установить сотрудничество с такими известными американскими деятелями, как председатель Американской федерации труда (АФТ) Уильям Грин, известный ученый, философ и психолог Джон Дьюи. Если покровительство Грина важно было с финансовой и, так сказать, легитимной точек зрения, то контакты с Дьюи для нашего героя были важными и почетными. Профессор Дьюи, в свое время окончивший университет им. Джонса Гопкинса в Балтиморе, затем преподавал в ряде американских университетов, а с 1904 г. работал в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Он получил заслуженную популярность своей философско-педагогической теорией прагматизма, разработкой прогрессивных методов обучения, был автором многих монографий. Он оставался сухощавым и подтянутым, повсеместно был известен как человек неподкупный и мудрый. В свое время, в конце 30-х годов, он возглавлял комиссию по расследованию обвинений, предъявленных Льву Троцкому на московских процессах, и сыграл немалую роль в вынесении вердикта «невиновен». Выдающийся американец, переваливший за 80 лет, согласившись помочь Николаевскому, был именно тем человеком, который стимулировал его дальнейший научный поиск.

Николаевский, Грин и Дьюи обсуждали идею создания Американского института истории труда, директором которого должен был стать Николаевский, председателем совета Грин, а товарищем председателя Дьюи. В мае 1942 г. Николаевский писал Сапиру, что ему удалось наладить сбор текущего материала, в первую очередь печатной продукции русских эмигрантов, что в совет нового учреждения будут входить авторитетные представители профсоюзов и ученые, занимавшиеся историей рабочего движения[656]. Вместо этого, однако, была создана организация под названием «Американский рабочий архив и исследовательский институт», ставшая филиалом Рэндовской школы социальных наук. В ее совет вошли Грин, Дьюи, видный историк Дж. Бёрке и даже супруга президента США Элеонора Рузвельт. Директором организации стал Николаевский, секретарем Бургина (директор работал безвозмездно, Бургина получала крохотную зарплату)[657]

.

Учебное заведение, при котором создавался Институт (Rand School of Social Science), было образовано в 1906 г. в Нью-Йорке Социалистической партией США и преследовало цель дать рабочим широкое общее и политическое образование. Вплоть до прекращения своей деятельности в 1956 г. Рэндовская школа находилась в Манхэттене на углу 7-й авеню и 15-й улицы (в районе Юнион-сквер), где Борису Ивановичу был предоставлен небольшой офис.

В первое время дело шло как будто неплохо. Николаевский отмечал очень хорошее к нему и его предприятию отношение со стороны Грина. Однако финансовый базис института с самого начала был крайне непрочным. Деньги на его содержание приходилось просто выбивать у профсоюзных чиновников, не очень хорошо понимавших, зачем, собственно говоря, АФТ и Социалистическая партия должны интересоваться историей российского рабочего движения, чем в основном, по их мнению, намеревался заниматься Николаевский, хотя он и пытался, в основном бесплодно, убедить их, что намерен переключиться на историю рабочего движения в Соединенных Штатах.

Правда, вначале Николаевский вроде бы искренне соглашался с тем, что в центре внимания нового учреждения будет находиться именно история американского рабочего движения. Он писал Б. Сапиру в июле 1942 г.:

«Архив: история американская будет центральной и основной. Остальное будет подсобным. Но будет. В конце концов программу работы буду определять я – конечно, в пределах материальных возможностей. Этот последний вопрос до сих пор еще не ясен, и именно он меня больше всего задерживал»[658].

Как видно из этого письма, директор института отнюдь не собирался далеко отходить от своей излюбленной научной тематики – истории российского революционного движения и сопутствующих проблем. Однако именно отсутствие прочной финансовой базы и тот факт, что американские покровители очень скоро отдалились от практических дел (Грин и Дьюи были людьми преклонного возраста и просто физически были не в состоянии проявлять существенную активность), предопределили то, что из обширных планов реализовано ничего не было. Уже в ноябре 1942 г. в письмах Николаевского стал звучать известный скептицизм, хотя он и маскировался оптимистическими надеждами. Теперь говорилось не о прямой помощи институту со стороны влиятельных лиц, а о том, что есть «немало сочувственных откликов», что «автоматически успех не придет» и даже что люди, которые значатся в списке (имелись в виду, очевидно, члены совета института), «ничего не делают»[659].