Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой полови

Особое значение для Николаевского имело создание в 1942 г. «Нового журнала». Этот толстый журнал пришел на смену выходившим в Париже «Современным запискам», выпуск которых в связи с оккупацией Франции гитлеровцами прекратился. В полном смысле преемником парижского журнала новое издание не стало, так как от полународнической ориентации «Современных записок» «Новый журнал» отказался с самого начала. С первого номера в «Новом журнале» сотрудничал Николаевский, что через много лет, в 1982 г., специально отметил Роман Гуль в интервью радио «Свобода»[664]. Дебют историка и политолога в этом издании был посвящен советской внешней политике в условиях войны, анализу и перспективам военно-политической ситуации как в странах антигитлеровской коалиции, так и в тройственном союзе, международным отношениям военного времени, положению в оккупированных странах, особенностям союзнических отношений с США и Великобританией. Николаевский, в частности, подчеркивал вынужденность, натянутость, временность этого союза, вполне оправданного в то же время особенностями положения воюющих держав

[665].

Сотрудничеству с «Новым журналом» уделялось большое внимание, хотя позиция его руководителей – писателей М.Д. Цетлина и М.А. Алданова, к которым в следующем году в качестве соредактора присоединился историк М.М. Карпович, Николаевского не всегда удовлетворяла. Он отдавал им должное, писал, например, Сапиру, как Алданов умен и содержателен, но тут же жаловался, что тот «совсем не боевой человек, а время наше требует ультрабоевого редактора»[666]

. Особо тесные контакты в редакции Николаевский поддерживал с Карповичем в силу близости их профессиональных интересов и свойственного им обоим подлинно исторического подхода к событиям. В архиве сохранилась масса писем Карповича по делам «Нового журнала», в которых он согласовывает тематику предстоявших выступлений Николаевского, договаривается о сроках и т. п.

В свою очередь Борис Иванович делился с Михаилом Михайловичем своими планами. Он, например, собирался в 1944 г. написать статью о советской историографии, сравнив 25-летие после 1917 г. с предыдущим периодом. Интересно при этом, что картина, которую автор намеревался представить, не была однозначно негативной:

«Если вдуматься в факты и сопоставить это 25-летие с последним 25-летием старой России, то ясно выступает и падение уровня исследовательских работ, и сокращение их числа. Лучше прежнего стало только в одном отношении: систематичность в выявлении материалов, богатство библиографии, на что обращено особенное внимание; бесконечно хуже в области «абстрактной истории», в области обобщений»[667].

Обмен мнениями происходил и по конкретным вопросам, например, о последней фазе «военного коммунизма» в России (1920 год). Ленин и Троцкий вначале высказались за всеобщую милитаризацию, сохранение и резкое расширение трудовых армий. Николаевский в письме Карповичу (видимо, в ответ на его несохранившийся вопрос) замечал в связи с провалом этих планов и «профсоюзной дискуссией» конца 1920 – начала 1921 г., что когда трудармии «лопнули и партия была накануне восстания профсоюзов против ЦК, то Ленин в последний момент переметнулся на сторону оппозиционного меньшинства и предал Троцкого, который защищал общепартийную линию»[668]

. С точки зрения новейших исследований, это было не совсем так, ибо Ленин не поддержал во время «профсоюзной дискуссии» оппозиционные группы, требовавшие демократизации партии и страны. Но то, что он предал Троцкого, подверг его нападкам и занял внешне более умеренную позицию, хотя по основным вопросам дискуссии далеко от Троцкого не ушел, полностью соответствовало действительности.

Общение Карповича и Николаевского продолжалось и в послевоенный период. В их переписке происходил обмен мнениями о творчестве отдельных авторов, прежде всего специалистов в области истории. По поводу незадолго перед этим скончавшегося С.П. Мельгунова, автора многочисленных книг по российской истории XX века, Николаевский писал Карповичу в декабре 1956 г., что попытки найти у него философию истории обречены на провал: «Он не подходил к истории с критерием морали, а просто морализировал по поводу отдельных тем»[669]. Карповичу же, преподававшему в Гарвардском университете, Борис Иванович жаловался, что он не получил давно уже заказанную в Хогтонской библиотеке университета копию записи беседы Бухарина с Каменевым[670] из хранившегося в Гарвардском университете архива Троцкого и просил выяснить судьбу своего заказа. В другом письме содержалось напоминание о рукописи мемуаров художника Ю.П. Анненкова, которая была передана Карповичу несколькими месяцами ранее, но о которой не было ни слуху ни духу[671].