Черная гончая смерти (и еще 12 жутких рассказов)

Красавица бросилась к нему, протягивая руки, но упрямый отец оттолкнул дочь и вцепился в край стола, чтобы удержаться на ногах. Скатерть предательски затрещала и порвалась, Филипп Перкинс упал на коврик у камина, кровь текла по его камзолу. Дочь склонилась над ним, прижимая к ране свой платок, пропитанный слезами. Ральф Кардинак бросил свой клинок на пол, налил из графина воды и тоже поспешил к раненому. Он встал на колени, попросил у старика прощения и протянул свою руку в знак примирения. Я почувствовал, что слова его тронули сердце старого сквайра, и тот готов пожать протянутую руку. Но брат мисс Сесилии, о котором все забыли, подкрался к молодому офицеру со спины. Поднял с пола шпагу. Я вскочил с кресла и закричал, стараясь предупредить его – предупредить себя, Ральфа Кардинака, о предательстве. Но голос мой не сумел проникнуть за границы зеркального стекла. Вероломный негодяй ударил исподтишка и сердце мое пронзила холодная сталь.

Я почувствовал, как разом оборвались все нити, связывающие меня с жизнью. В глазах потемнело от боли, а страх, который я испытал, просто невозможно передать словами. Во рту появился мерзкий и, вместе с тем, сладкий вкус приближающейся смерти. Я упал на коврик возле камина, и милосердное забвение окутало меня мерцающей дымкой.

Я очнулся в кромешной тьме. Я не только стоял на ногах, но и куда-то шел. Совершенно не представляя – куда. Холодный ветер навязчиво дул мне в лицо, словно желая напомнить, что у меня есть лицо. И тело. И мысли, которые понемногу пробуждались и подгоняли меня вперед. Я двигался против ветра, сквозь ночную тьму, куда более густую, чем даже тьма египетская – без единого проблеска. Не было видно ни луны, ни звезд, ни огоньков свечей в окнах домов. Только ночь, до самого горизонта. Каким-то чудом в окружающем меня мрака вдруг проступило еще более темное пятно – неужели такое возможно?! Я увидел черную гладь болота, напоминающую зеркало. То самое зеркало. Здесь тоже клубились туманы, но только угольно-черные, а потому едва различимые, но вот, поверхность воды покрылась мелкой рябью и из глубины вырвались лучи света. Сверкающие нити протянулись от ближнего берега до едва различимого торфяного островка. Мне было страшно, но здесь, как и в Лазурной спальне, я ощущал присутствие еще одной души – души Ральфа Кардинака, которая влекла меня за собой в топкую трясину. Я чувствовал, что один неосторожный шаг грозит мне неминуемой гибелью, но все равно пошел, а после – побежал, прямо к торфяному островку. Там, возле него, что-то плыло по воде. Я не мог разглядеть это в темноте, но точно знал, что это. Оно приближалось бесшумно, без малейшего всплеска и так плавно, будто кто-то невидимый тянул его за веревку. И вот из черноты болота во мраке ночи появилось нечто еще более темное – ну как, скажите, как такое возможно?! Продолговатый ящик, напоминающий грубо сколоченный гроб. Я стоял на торфяном островке и ждал, пока ящик не прибьет к берегу. Дрожащими руками коснулся я деревянной крышки, на которой не было ни надписей, ни креста, потянул из воды, преодолевая невиданное сопротивление, будто семь бесов держали гроб под водой. Сердце мое, сердце Ральфа Кардинака, переполнилось яростью. Я рванул ящик, еще раз, еще. Во мне проснулась дикая сила, я вытащил его на берег и, преклонив колени, яростно дернул крышку, обламывая ногти. Кровь хлынула из прокушенной от ужаса губы, перед глазами заплясали огни, а в ушах раздался звон колокольчиков. Я перестал дышать, чувствовал, что легкие вот-вот лопнут от напряжения, но не мог вдохнуть, пока не открою гроб. Пот стекал с моих бровей и капал на щелястую крышку. Я знал, что через секунду умру, если она не поддастся. Но нет! Я не мог умереть. Я не должен умереть, слышите? И поэтому я снова напряг все свои силы и дернул.

Раздался страшный скрежет. Вырвался ли он из моего горла или это сломались черные доски – я в тот миг не понимал. Но когда заглянул в гроб, закричал еще пронзительнее: я увидел лицо – бледное, искаженное гримасой последней боли, застывшее навсегда. Мертвое лицо. Мое лицо…