Вы не поверите, но изначально мы просто боролись со скукой. Утомленные банальностями прозаического мира, где даже радости романтических приключений скоротечны, мы с Сент-Джоном следили за каждым эстетическим или интеллектуальным движением. Загадки символистов. Восторги прерафаэлитов. Тайные общества и оккультные ордена. Мы перепробовали все, но каждое новое увлечение слишком быстро приедалось, лишалось его отвлекающей новизны. Только мрачная философия декадентов увлекла нас надолго, а в конечном итоге привела нас к тому отвратительному образу жизни, о котором даже сейчас, на пороге смерти, я упоминаю со стыдом и робостью – к тошнотворной практике разграбления могил.
Я не стану смаковать подробности наших шокирующих экспедиций или перечислять трофеи, собранные в безымянном музее, который мы устроили в большом каменном доме, где жили одни, без слуг. Наш музей был кощунственным местом, где с сатанинским вкусом психопатов мы собирали вселенную ужаса и разложения, чтобы взволновать наши пресыщенные чувства. Это был секретный склеп, скрытый глубоко под землей. Оранжевый и зеленый свет извергался из пастей огромных крылатых демонов, вырезанных из базальта и оникса. По скрытым пневматическим трубам сюда подавался воздух, взъерошивающий в причудливом танце смерти красный бархат, которым обивали гробы, и траурно-черные занавески. Чтобы перебить могильный смрад, мы выбирали благовония по своему настроению: то аромат бледных надгробных лилий, то дурманящий сандал, присущий восточным мавзолеям. Вдоль стен стояли могильные плиты, украденные с самых старых кладбищ мира, рядом размещались ящики с древними полуистлевшими мумиями, а также тела, удивительно похожие на куклы – они были идеально набиты и обработаны настоящими кудесниками – таксидермистами. В глубоких нишах скалились черепа всех форм и головы, сохранившиеся на разных стадиях разложения. Здесь можно найти гниющие лысины знаменитых дворян и сияющие золотом детские кудри.
В запертом портфеле, обтянутом загорелой человеческой кожей, хранились неизвестные рисунки, которые, по слухам, Гойя нарисовал, но не осмелился признать. В инкрустированных шкафах из черного дерева хранились самые невероятные и извращенные экспонаты, которые мы обнаруживали при вскрытии гробниц и саркофагов, но об этом я не скажу ни слова. Хвала небесам, у меня хватило смелости сжечь все это еще до того, как я подумал о самоубийстве.
Мы отправлялись на охоту за этими сокровищами не впопыхах, как кладбищенские воры, нет. Мы ведь были художниками и потому главной целью ставили эстетическое наслаждение. Выбирали приятный глазу ландшафт, подходящую погоду, живописные облака, не мешающие нам любоваться полной луной – на небе и в отражениях застывших рек и каналов. Мы искали запретных удовольствий, от которых замирает дух и приятно сосет под ложечкой. Мы погружались в зловещие тайны могил в состоянии, близком к экстазу, и никак не могли насытиться, лихорадочно искали новые сцены, где еще не устраивали своих артистических представлений. В конце концов, Сент-Джон привел нас к тому жуткому месту на кладбище в Голландии.
Мрачная легенда гласит: пять веков назад здесь нашли расхитителя гробниц с растерзанным горлом, да тут же и похоронили. Но тот владел магическим талисманом, и потому не умер, как все обычные люди, а стал гулем – нежитью, пожирающей трупы. Сейчас, в последние мгновения собственной жизни, я вспоминаю красоту и ужас, которые щекотали наши с Сент-Джоном нервы той злополучной ночью. Бледная осенняя луна отбрасывала изломанные тени, гротескные деревья угрюмо свисали над могилой, касаясь спутанными космами осыпающегося надгробья. Легионы жирных летучих мышей лениво кружили над древней церковью, увитой плющом, чей купол напоминал палец, указывающий на багрово-красное небо. Светлячки перелетали с места на место, а может то были блуждающие огоньки или неупокоенные души – я не знал ответа ни тогда, ни сейчас. Слабый ветер доносил с болот запах гнили и плесени, а вместе с ветром до нас долетал лай гигантской собаки, которая бесновалась где-то далеко, но, судя по звуку, приближалась. Мы дрожали от страха, вспоминая байки здешних крестьян, ведь тот, кого мы искали, столетия назад был найден со следами когтей и клыков огромного зверя. Мне хотелось сбежать, однако Сент-Джон был непреклонен. Он вонзил лопату в мягкую землю, как бы любуясь со стороны самим собой, этой бледной луной, этими ужасными тенями, этими полчищами нетопырей, этой покосившейся церковью. Ни стоны ночного ветра, ни отдаленный лай, ни мои мольбы не заставят его передумать. С тяжелым вздохом я взялся за лопату и вскоре мы раскопали полусгнивший продолговатый ящик, покрытый соляной коркой. Когда-то этот гроб был невероятно прочным, но пятьсот лет спустя он почти истлел, и взломать крышку труда не составило.