Черное копье

Ветер помогал стрелкам Вождя и очень мешал роханцам; первые стрелы ударили по частоколам и бойницам редутов – но защитники западного берега молчали. Тяжёлая хазгская стрела со звоном вонзилась в бревно не дальше ладони от головы хоббита; брызнули щепки, лесина раскололась, и стрела хищно выставила здоровенный зазубренный наконечник над плечом Фолко. Он услышал, как Торин зло выругался.

Казалось, на роханские укрепления обрушился налетевший с восхода чёрный ливень. Ни одна рука, ни один шлем не могли подняться над невысокими частоколами; и когда плоты наконец приблизились настолько, что стрелки марки смогли ответить, их ответ оказался куда менее впечатляющим, чем стрельба хазгов.

Воздух потемнел от стрел – но сперва потери сражающихся были невелики. Роханцам помогали благоразумно возведённые укрепления, воинам Вождя – хорошие доспехи первых рядов, восточный ветер да меткость хазгов, не дававших никому в редутах прицелиться как следует.

Фолко пренебрёг лучниками Вождя. Он пустил уже три стрелы, попал все три раза – но никто не упал, стрелы, видимо, сломались о вражескую броню. Тот, кто командовал этим прорывом, поставил в первые ряды окованных железом с ног до головы панцирников, за спинами которых укрывались легковооружённые воины.

Хоббит выпрямился во весь рост, тотчас превратившись в неплохую мишень. Боевой азарт палил его: ну-ка, кто быстрее возьмёт прицел – он или те хазги, что так и не смогли обставить его на честном состязании?

Он оказался быстрее. Его стрела вырвала с ближайшего плота одну из толпившихся на нём тёмных фигур, с всплеском упавшую в волны; и хотя о шлем хоббита скользнула меткая стрела противника, а вторая прогудела возле уха, он ответил ещё одной своей – и тоже смертельной.

Малыш и Торин пока выжидали – их мощные арбалеты могли пригодиться, когда панцирники двинутся на берег, к редутам; эльфы стреляли нечасто, тщательно прицеливаясь и стараясь как можно меньше времени оставаться на виду. Их шлемы, хоть и славной ковки, не имели забрал, лишь вертикальную стрелку поносья.

Плоты подошли ещё ближе – и тут убойная сила стрел возросла. Падали в воду пронзённые истерлинги; сползали, судорожно цепляясь руками за стены редутов, принявшие смерть роханцы. Отпор воинов марки крепчал – и воды Андуина окрасились кровью.

Всё русло Великой реки было запружено плотами и невесть откуда взявшимися лодками.

На миг подняв взгляд, хоббит увидел спускающиеся к реке с противоположного берега всё новые и новые отряды; тех, кто уже плыл, на глаз набралось вдвое больше обороняющихся.

Закусив губу, хоббит стрелял и стрелял. Теперь почти ни одна стрела не пропадала даром, от одной, особо удачной, упал и панцирник; захлопали арбалеты гномов, и тишина первых минут боя сменилась дикими криками, стонами и воплями. Гибли многие, и гибли тяжко. Справа от хоббита опрокинулся с простреленной головой один из роханцев-вестфольдингов; шипя и кривясь от боли, вырезал из плеча засевшую стрелу другой; хазги подобрались достаточно близко, чтобы их стрелы пронзали лёгкие доспехи, которые были на многих воинах марки.

Где-то за спиной хоббита раздался мощный глухой удар. Над головами защитников взлетел в небо здоровенный чёрный камень – ядро, посланное одной из катапульт. Описав дугу и на миг зависнув в самой верхней точке, он устремился вниз – и задел край одного из плотов. Поднялся белёсый столб воды, полетели щепки – и раздались страшные короткие крики раздавленных. Плот превратился в груду обломков, на поверхности удержались лишь двое-трое из полутора десятков находившихся на нём воинов.

К летящим с западного берега стрелам присоединились тяжёлые камни; мастера метательных машин постарались на славу. Чаще, конечно, их ядра впустую взметали водяные столбы в Андуине, но нет-нет – и попадали в неудачливый плот.

Фолко и его товарищи расстреляли по целому колчану; хоббит крикнул подносчика, спеша, сорвал оплётку с толстого пука стрел, брошенных ему. Из тех врагов, что плыли на первых плотах, полегло больше половины, но изрядно поредевшие кучки людей на утлых брёвнах упрямо продолжали выгребать к совсем уже близкому западному берегу. В уши рвался нескончаемый дикий рык истерлингов, копивших злобу для рукопашной.

Первый плот ткнулся в отмель: хазги и истерлинги вперемешку, умело прикрываясь щитами, бегом бросились по мелкой воде. Их встретили негодующие вопли защитников и ураган стрел. Тела тяжело валились в воду, на мокрый песок, вокруг них быстро расползались тёмно-алые пятна. Не уцелел никто, даже четверо панцирников погибли под короткими арбалетными болтами. Однако за первым плотом последовали сразу пять или шесть других, за ними – ещё полтора десятка… Торжествующий боевой клич Великой степи потряс воздух, заглушая вопли раненых и умирающих; первая сотня штурмующих устремилась вверх по пологому склону, туда, где чернели валы и частоколы роханцев. Они бежали, падали, поднимались или оставались лежать неподвижно: хазги стреляли на бегу, и многие, очень многие их стрелы находили цель…

– К мечу! – услыхал хоббит неистовый выкрик десятника.