Черные листья

Кирилл снова сел на маленькую скамеечку рядом с Юлией и на минуту задумался Лицо его стало серьезным, но не угрюмым, каким его Ива только и видела последнее время, а именно задумчивым и даже мягким. Мягкими стали все черточки, а в глазах появилась грусть. Ива это сразу увидела. Грустил ли Кирилл о том, что уже прошло, или о чем-то несбывшемся, сказать было трудно, но Иве показалось, будто он переживает сейчас минуту раскаяния каких-то прошлых ошибок. Наверное, все это ей действительно только показалось, потому что Кирилл сказал:

— Хотел бы я или нет, чтобы все повторилось? А зачем? Ничего ведь, в основном, не изменилось бы. И дорога, которую я прошел, осталась бы все той же: школа, горный институт, шахта. Другого я не хочу.

Пожалуй, Юлии не стоило продолжать этот разговор, и будь она человеком поопытнее, лучше она знай Кирилла Каширова, ей и в голову не пришло бы задать вопрос, на который Кирилл ответил уже совсем другим тоном и после которого Юлии труднее было выполнить свою миссию. Но она спросила:

— Другого ты не хочешь — это в общем плане, и это понятно. А в личном?

— В личном? — Кирилл недовольно пожал плечами: — Что ты имеешь в виду?

— Твои взгляды на жизнь, твое отношение к людям, ко многим проблемам, с которыми ты сталкивался на своей дороге? Все повторилось бы?

— Слишком много вопросов! — раздраженно сказал Кирилл. — Слишком много скользких вопросов, — подчеркнул он. — Хотя бы такой вопрос, как отношение к людям. Оно ведь зависит не только от меня. Отношения между людьми, как тебе должно быть известно, складываются на взаимных началах. Есть взаимность — есть и добрые начала, нет ее — нечего об этом и говорить. Тебе ясно, о чем я толкую? Люди должны понимать друг друга — в этом основа основ всех человеческих отношений. А понимают друг друга только умные люди, индивидуумы с высоким интеллектом…

Ива, стоя за спиной Кирилла, жестами подавала Юлии знаки: довольно, остановись. Но Юлия или ничего не видела, или уже не могла остановиться. И продолжала:

— Хорошо, — сказала она. — Предположим, оба индивидуума, между которыми складываются какие-то отношения, — интеллектуалы. В таком случае они обязательно должны на одни и те же вещи, на одни и те же проблемы смотреть с одной точки зрения? И если у них возникают разногласия, не должны ли они, как интеллектуалы, быть терпимы и уважать точку зрения другого?

— Вот-вот! — воскликнул Кирилл. — Именно так должны поступать интеллектуалы — быть терпимы и уважать точку зрения другого. Но ни в коем случае не злопыхательствовать, не обливать друг друга помоями и не оскорблять. Ты согласна со мной?

— Конечно, — сказала Юлия. — Правда, можно по-разному понимать даже такие вещи, как оскорбления. Если кто-то выскажется обо мне критически, я ведь необязательно должна принимать это за оскорбление. Ты тоже согласен со мной?

Кирилл резко встал, два-три раза прошелся по комнате, извлек из деревянной шкатулки сигарету и закурил. Потом приблизился к Юлии, но уже не сел, а продолжал стоять, глядя на нее сверху вниз. Ива наблюдала за ним со все возрастающей тревогой и видела, как меняется его лицо. Куда и девались и мягкость в чертах, и что-то озорное, а потом задумчивое в глазах! Сейчас они были, если и не совсем злыми, то уж недоброжелательными по отношению к Юлии наверняка. А Юлия этого, на свою беду, не замечала, от чего Ива тревожилась еще больше. «Взорвется ведь сейчас Кирилл, — подумала она, — обязательно взорвется!»

Кирилл поставил ногу на скамеечку, облокотился рукой на колено и посмотрел на Юлию так, точно между ними минуту-другую назад и не было той непринужденности и взаимного расположения, о которых с легкой завистью думала Ива.

— Может быть, — жестко сказал он, — ты раскроешь свои карты? Говори уж честно и прямо: ты хочешь оправдать подружку своего единокровного братца, а заодно с ней и его самого? Ты хочешь сказать, будто они всего лишь «высказались обо мне критически», а не облили меня помоями и не оскорбили? Так надо тебя понимать?

Вот только тут Юлия и спохватилась. Господи, к чему она завела этот действительно скользкий разговор? Кто ее тянул за язык задавать Кириллу вопросы, которые — это же надо было предвидеть! — выведут его из себя?

Она тоже встала, по-доброму, правда, с лукавинкой улыбнулась и неожиданно спросила:

— Кирилл, ты меня любишь? Хоть немножко?

— Чего? — Он ошеломленно взглянул на нее и переспросил: — Что ты сказала?

— Я спрашиваю: ты хотя немножко меня любишь? Как девушку, как синьорину, видеть которую так близко ты не мог и мечтать?

— Черт знает что! — сказал Кирилл. — Ты эти свои штучки брось — мы говорим о серьезных вещах…

— А разве любовь — вещь не серьезная? Поцелуй меня, тореро, я дрожу от нетерпения.

— Дурочка, — сказал Кирилл. — Типично ненормальный человек. С тобой говорить — это все равно что толочь воду в ступе.

Он взял со стола книгу, блокнот, ручку и, взглянув на Юлию насмешливо, но уже не зло, собрался было перейти в другую комнату, но Юлия схватила его за руку и насильно усадила в кресло.