Черные листья

К сожалению (а может быть, к счастью!), ничего подобного Павел сейчас не испытывал. Наоборот, его всего заполнило чувство горечи, будто в каком-то необдуманном порыве он совершил преступление (главным образом — перед самим собой!) и теперь в нем раскаивается. Он, конечно, понимал: все это исправимо, притом исправить все можно сейчас, вот в эту минуту, но его мучило сознание, что он оказался человеком слабым и не нашел в себе силы справиться со своей слабостью. Ведь не кто другой, а именно он часто говорил другим и самому себе:

— В каждом человеке затаился раб. Мерзкий раб, который, как мышь, ищет щели, чтобы куда-то проскользнуть и подточить твою уверенность, что ты — человек и что ты совсем на него, на этого плебея, не похож. Сумеешь ты уничтожить в себе затаившегося раба или нет? Сумеешь ты раздавить его, словно червя, или он вечно будет в тебе копошиться, каждый раз напоминая, что ты такой же слабый духом человек, как и все смертные?

Павлу всегда казалось, будто он своего раба в себе уничтожил. А на поверку вышло, что он всего-навсего загнал его в какой-то дальний угол, тот до поры до времени там укрылся и стал выжидать удобного момента.

В комнату заглянула Юлия. С укоризной взглянув на брата, сказала:

— Вчера ты был куда веселее! Голова трещит или кошки по сердцу скребут?

— Уйди! — угрюмо ответил он.

— А почему? Стыдно?

— Уйди, говорю! Без тебя тошно.

— Странно, — сказала Юлия. — Решив такую проблему, как «быть или не быть», человек обычно испытывает облегчение. А тебе почему-то тошно… Очень странно…

Павел дотянулся до какой-то книги с твердым переплетом, замахнулся на сестру:

— Исчезни, выдра, иначе запущу!

— Запускай, рыцарь. Рыцарь без страха и упрека… Тебе теперь ведь все равно. Падать так падать…

Павел швырнул книгу на стол, неожиданно попросил:

— Сядь рядом, Юлька. Нехорошо мне, понимаешь? Откуда ты взяла это — «быть или не быть»?

— Ха! Вчера пришел из ресторана — ни дать ни взять типичный забулдыга — и понес: «Я все решил, Юлька! Буду жить на всю катушку. Теперь я — вольный человек, теперь трава вокруг меня не расти и — точка!» Речь Цицерона! Речь мудрого мужа, выползшего из горлышка бутылки с водкой.

— Язва, — бросил Павел. — По-хорошему не можешь? Только так?

— Пожалеть? — спросила она. — Бедненький мой братец-кролик, жалкенький мой мальчишечка… И как же я сочувствую тебе, родненький ты мой, глаза бы мои на тебя не смотрели, слюнтяй ты несчастный. Помнишь, когда-то ты говорил: «Юлька, будем всегда твердыми, как наш отец. Твердыми и честными людьми будем, Юлька…» И еще ты говорил: «Кое-кто называет меня Пашкой-неудачником… Так вот слушай, Юлька: неудачников на свете не бывает. Бывают люди слабые духом, которые, раз споткнувшись, уже не встают — пороху не хватает. А я не такой. Я, если и сто раз упаду, все равно сто раз встану». Помнишь свои слова?

— Помню. А ты думаешь, я сейчас не встану? Да и не падал я, Юлька. Споткнулся, понимаешь? Дурь в голову ударила, туман.

Она села рядом, обняла его за плечи, заглянула ему в глаза. И сказала теперь уже по-настоящему сочувственно:

— Ты просто устал, Пашка. Устал — и больше ничего. Тебе хотя бы пару недель отдохнуть, набраться сил. Можешь ты позволить себе такую роскошь?

Павел засмеялся:

— Пару недель… Чудной ты человек, Юлька. Будто мне предстоит жить тысячу лет. Откуда я возьму эту пару недель? Откуда, скажи? У кого-нибудь займу? Лучше помоги мне навести порядок, а то тут стало, как в хлеву Поможешь? Вчера пролоботрясничал, сегодня надо кое-что подогнать.

А через час Лесняк, Кудинов и его сестра подъехали на такси — веселые, оживленные, с радужными надеждами на то, как здорово проведут воскресный день. Лесняк прямо из машины закричал:

— Селянин, давай быстрее!

Павел вышел с виноватой улыбкой, заметно растерянный и смущенный.

— Я не могу поехать, — сказал он. — Извините меня.

— Не понял, — Лесняк приоткрыл дверцу «Волги», повторил: — Не понял. Как это ты не можешь поехать? А вчера? Забыл? Да и какого лешего ты будешь сидеть в четырех стенах?

— Буду работать, — сказал Павел. — Скоро ведь сессия.

— Опять не понял, — бросил Лесняк. — Какая сессия? Ты ведь…

— Не надо, Виктор. Вчера все было в шутку.

— Шутни-ик! — протянул Лесняк. — Морду б тебе набить за такие шуточки. Чтоб людей зря не баламутил Слышишь, Лена, этот тип, оказывается, вчера пошутил А ты: «Ах, какой парень, какой парень!..»

Павел подошел к машине, сказал Кудиновой:

— Не сердись на меня, Лена. Получилось действительно нехорошо, но…

Она улыбнулась:

— Я все понимаю. И ничуть не сержусь. Работай. А мы поедем…

* * *