Фух. Глеб облегченно вздохнул. Выждав, пока сердце сделает несколько ударов, неторопливо поднялся. Улыбаясь, он начал строить обиженно-укоряющие фразы, призванные донести до Анны Викторовны всю степень его беспокойства и огорчения от ее безответственности.
Как мало нужно для счастья влюбленному человеку — несколько слов, без открытых постороннему глазу «сантиментов» типа «ЛюблюНиМагу», но с внутренним теплом, видимым лишь двоим. Свой код доступа. Доступа к сердцу, к душе, код, который невозможно подобрать непосвященному.
Аня. Глеб хотел расцеловать телефон, ставший связующей ниточкой между ними. Постеснялся кота — не поймет, засомневается в его психическом здоровье, а то и заревнует…
Открыв смс-ку, Глеб уставился на текст, отказываясь понимать написанное. Словно под мощнейшим напором невидимого насоса вся кровь из тела ринулась в голову. В один момент она переполнила все крупные сосуды и мельчайшие капилляры, грозя разорвать их и уничтожить святая святых осознанной жизни человека — его мозг, превратив его в бесформенное месиво. Тем самым освободить бессмертную душу из тела, которому без разума и души тоже уже ничего не светит. «Так, наверно, выглядит смерть», — безразлично подумал мужчина. Теперь он понял людей, которые искали смерти, не находя в себе сил для жизни.
«Глеб! Прости, если сможешь. Я выхожу замуж. Все было ошибкой».
Способность мыслить, которая не до конца была уничтожена, отчаянно пыталась найти неповрежденное место и остановить процесс саморазрушения. Обрывки виденных картинок пытались достучаться до сознания, и Глеб безразлично позволил им быть. Сейчас он вспомнил шаблонное действие из кинофильмов — швырять телефон о стену или о пол, получив травмирующую информацию. Вспомнил лица актеров, искаженные гневом, яростью, и понял, что этого желания у него просто нет. Нет эмоций. Просто пустота. Просто небытие.
Он бессильно опустился на пол, опершись спиной о шкаф, и вперил взгляд в пространство.
Харитон, испугавшись вида хозяина, осторожно сполз с кресла. Боком, словно опасаясь, приблизился к Глебу, лег на пол, положив голову на лапы и максимально громко, насколько позволяло еще не выздоровевшее кошачье горло, жалобно мяукнул. Как мог, он выразил готовность разделить его боль.
Несокрушимый Штольцев, выходивший из воды сухим и сумевший выбраться из множества передряг с минимальными потерями, сейчас был просто раздавлен одной короткой смс-кой. Он не хотел ничего анализировать, размышлять о том, как попал в болезненную, даже патологическую зависимость от чувств и эмоций. Он просто сидел и позволял самым диковинным мыслям, как в калейдоскопе, сменять друг друга. Пришло в голову сравнение с Летучим Голландцем — корабль мертвецов, никем и ничем не управляемый. Таким кораблем он себя сейчас и ощущал — человек без души, тело без желания жить.
Трудно сказать, сколько просидели рядом друг с другом кот и человек, но животное первым осознало, что пол — не лучшее место для времяпровождения.
Осторожно он еще ближе подполз к мужчине и несколько раз искренне лизнул его руку.
Тут только, казалось, Штольцев заметил его. Он убрал руку.
— Перестань. Аня не приедет, — бесцветным голосом сказал он. — Все было ошибкой. Все. Я ей не нужен. Ты ей не нужен. Понимаешь, не… ну — жен…
Харитон был умным котом. И хотя человечьему языку не был обучен, но причинно-следственные связи прекрасно мог устанавливать. Он знал, что многие люди таскают с собой такие плоские штучки, (называют телефоном) и разговаривают с ними, а из них еще доносятся голоса. И что самое интересное — эти самые штучки еще и капризные — иногда не хотят разговаривать, и тогда люди злятся, нервничают… Смешные! В порядке вещей, когда дети разговаривают с игрушками. А тут взрослые! И еще такое значение им придают. Вон Глеб Платоныч даже не разговаривал, а просто ждал, когда засветится его телефон и становился сразу таким счастливым, каким он выглядел только с Аней. И сейчас ринулся к нему с блаженным, чуть ли не придурковатым видом, и вдруг весь изменился в лице, осел на пол, будто его под дых ударили. Стало понятно, что это связано с Аней.
Харитон почувствовал, что опять наступают трудные времена. Слова, сказанные таким чужим голосом и адресованные ему, убранная рука в ответ на его ласку, несомненно, могли означать одно: он больше не нужен. И от бесславной смерти на помойке его отделяет не так уж много. Осталось только Глебу Платонычу встать и, открыв дверь, вышвырнуть его за шкирку за порог.
С тоской он оглядел квартиру, к миске решил уже не подходить, чтоб не травить душу, и мужественно, не дожидаясь грубого пинка, с печально опущенным хвостом пошел к входной двери, пытаясь сморгнуть накатившиеся горькие слезы.
Штольцев, как ни поглощен был собственной болью, с удивлением проводил взглядом кота. Тот, миновав свое кресло, направился в коридор.
Глеб поднялся и отправился следом. Кот, сидевший у двери, подняв на него скорбный взгляд, будто говорил: «Ну, давай, не тяни».