Черный лебедь

На всякий случай он метнул еще одну молнию в сторону Росси и угрожающе спросил:

— Долго нам еще ждать?

— Сюда едут его люди, — разведя руками, Антон снова перевел на свой лад, показав всю плачевность положения.

— Хорошо, но я ни в чем не виноват, я и понятия не имел, что это девушка — невеста синьора Кабана.

Как и предполагал Глеб, название «Альбертина» нигде не было зарегистрировано. Лишь на фронтоне виллы красовалась витиеватая надпись. В отличие от клиники Росси, где была решетчатая ограда, позволявшая пациентам наблюдать неторопливую жизнь тихой улочки, вилла была обнесена глухим забором. Он скрывал от любопытных взоров внутренний двор, и лишал возможности контактировать с внешним миром его обитателей, которые здесь находились на особом положении.

Здание построено было в форме буквы П. Внутренняя часть его представляла общий двор, а внешняя продырявлена была большим количеством дверей. И возле каждой двери был свой собственный мини-дворик.

Глеб содрогнулся. Камеры — одиночки VIP класса, в которых было два входа. Или выхода. Один на улицу. Второй в коридор. Но, похоже, ни тем, ни другим самостоятельно воспользоваться они не могли.

И сейчас они шли по этому коридору. Глеб чувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Если сейчас он не увидит Анну, то… Что то, додумать он не успел.

Глава 21

Росси остановился перед одной из дверей. Достал электронный ключ и приложил к замку. Глебу казалось, что видит это при замедленной съемке. Причем настолько замедленной, что хотелось его убить.

С оптимистичным жужжанием щелкнул замок, и дверь отворилась. Росси хотел было остаться в коридоре, но Штольцев, не подозревая, до какой степени запуган этот преступник, за шкирку затащил его в комнату во избежание неприятных сюрпризов.

Переступив порог, Глеб суеверно зажмурил на мгновение глаза, пытаясь отогнать страх, липкой паутиной опутавший сознание. «А вдруг не она?!»

Убранство было простым, но не бедным. Венецианская штукатурка, светлый, дорогой паркет, журнальный столик, прочно закрепленный на стене телевизор, как потом выяснилось только с одним комедийным каналом. Стол со стулом, кровать и тумбочка. Все это Глеб отметил походя, словно сфотографировав. Усилием воли стерев с лица все признаки волнения, он сфокусировал взгляд на хрупком силуэте девушки, сидевшей на кровати спиной к ним. Сердце бешено забилось, отчаянно ожидая положительного сигнала от мозга. Несомненно, это ее роскошные волосы, драгоценной мантией укрывавшие тонкую фигурку. Но… такого не может быть! Едва они вошли, девушка быстро захлопнула альбом, в котором что-то рисовала простым карандашом, а спина ее моментально ссутулилась, будто стремилась стать меньше в размерах. Видно было, как она напряжена. Анна не была пугливой, и ее королевскую осанку ничто не могло испортить!!!

Но, тем не менее, это была Анна. Услышав стук двери, она со страхом сжалась. Еду уже приносили, значит, сейчас опять ей предстоит мучение. Болезненный укол, выматывающее головокружение и тошнота. И мерзкий, слащавый голос: «Не волнуйся, деточка, ты скоро выздоровеешь!»

И вдруг негромкое «Аня!», словно среди ясного неба гром, заставило ее вздрогнуть. Она затравленно посмотрела на альбом, который связывал ее тонкой ниточкой с прошлой жизнью. Кому еще что-то нужно от нее?

На подгибающихся ногах, словно по минному полю, Глеб сделал несколько шагов, отделяющих от его от девушки.

— Аня! Анечка! — негромко, чтобы не испугать, шептал он. Опустившись на корточки, он заглянул в ее глаза и содрогнулся. Где жизнь, где ее несгибаемая воля? Где милое упрямство? И самое страшное — он не увидел узнавания в ее глазах. Осторожно, словно боясь причинить боль, он взял ее за руку.

— Анечка! Мы сейчас уйдем отсюда. Все хорошо, — говорил он, пытаясь быть убедительным, в то время, как душа, словно язвами, покрывалась островками предчувствия беды.

Анна подняла глаза и встретилась с тревожным, ищущим ответа на главный вопрос взглядом Глеба.

— Аня, ты в порядке? Это я, твой Глеб Платоныч.

— Да. Вы Глеб Платоныч. Мы уйдем отсюда, — тихо повторила она.

Штольцев не выдержал и обнял второй рукой ее за талию, скользнул ниже по бедру и замер. Тонкая ткань ее рубашки не могла скрыть отсутствие белья.

Две противоположных мысли, как два грозовых фронта столкнулись, грозя изрыгнуть молнию, способную превратить все в пепел. Первая — рожденная чисто мужским инстинктом — забраться под эту рубашку, покрыть жадными поцелуями ее коленки, поднимаясь все выше, зажигая в любимой пожар желания. Он сглотнул слюну, резко выдохнул и поднялся. Потому что вторая мысль привела его в бешенство. Держать пациента без нижнего белья — это значит удесятерить его ощущение беспомощности, беззащитности. Лишив даже мысли о возможности вырваться отсюда.

Он угрожающе поднялся, со сжатыми кулаками приблизился к провинившемуся макароннику и сквозь зубы процедил:

— Где вещи Анны? — это Антон перевел без самодеятельности.

— Их увез синьор Разумов.

Чертыхнувшись, Глеб набрал номер Варвары.