Мы выходим на улицу. Вечер выдался прекрасный. Мы направляемся на Банштрассе 12. В городе есть два борделя; тот, что на Банштрассе — более элегантный. Он находится на отшибе и располагается в небольшом здании, окруженном тополями. Мне он хорошо знаком: я провел там часть своей юности, даже не подозревая, что́ это за заведение. После школы мы ловили в загородных прудах и ручьях рыбу и тритонов, а на лугах — жуков и бабочек. Однажды жарким летним днем, в поисках какого-нибудь трактира, где можно было бы выпить лимонада, мы забрели на Банштрассе 12. Маленький ресторан на первом этаже ничем не отличался от других ресторанов. В зале было прохладно; нам подали сельтерской воды, а через какое-то время вниз спустилось несколько женщин в халатах и пестрых платьях. Они поинтересовались, чем мы занимаемся и в каком мы классе. Мы расплатились и ушли, а вскоре, в такой же жаркий день, пришли опять, на этот раз с учебниками, чтобы делать уроки на берегу ручья. Приветливые женщины тоже отдыхали на берегу и опять проявили к нам материнский интерес. Нам тут понравилось; от воды веяло прохладой, было тихо, нам никто не мешал, поскольку никто сюда, кроме нас, в это время не приходил, и мы стали регулярно делать здесь уроки. Женщины с любопытством заглядывали в наши книжки и даже помогали нам, охотно взяв на себя роль учителей. Они следили за тем, чтобы мы аккуратно выполняли письменные задания, слушали выученные наизусть тексты, проверяли наши оценки, угощали нас шоколадом, если мы того заслуживали, и не скупились на легкие оплеухи и затрещины, когда мы ленились. Мы ни о чем таком не думали; мы были еще в том счастливом возрасте, когда женщины не имеют особого значения. Через какое-то время молодые дамы, благоухающие фиалками и розами, стали нашими вторыми матерями и воспитательницами и выполняли эти добровольно взятые на себя обязательства с большим энтузиазмом, и иногда, едва мы успевали переступить порог заведения, как кое-кто из стилизованных богинь в шелках и лакированных туфлях взволнованно спрашивал: «Ну как прошла контрольная работа по географии? Какие оценки?» Моя мать тогда часто лежала в больнице, и так получилось, что воспитание я отчасти получил в борделе города Верденбрюка, и могу с уверенностью сказать, что оно было строже, чем то, которое я получил бы дома при обычных условиях. Мы провели там два лета, потом увлеклись походами и стали заглядывать туда гораздо реже, а еще позже моя семья переехала на другой конец города. Еще раз я был на Банштрассе уже во время войны. В тот день мы уезжали на фронт. Нам едва исполнилось восемнадцать лет, да и то не всем, и большинство из нас еще не имело никакого любовного опыта. А мы не хотели попасть на тот свет, так и не отведав запретного плода, и поэтому впятером отправились на Банштрассе, в давно известное нам заведение. Там жизнь била ключом. Мы заказали водки и пива и, изрядно выпив для храбрости, решили попытать счастья. Вилли, самый бойкий из нас, первым перешел к делу. Он остановил Фритци, самую соблазнительную из всех присутствовавших дам.
— Ну что, крошка, развлечемся?
— Конечно, — ответила Фритци сквозь шум и дым, почти не глядя на него. — Деньги у тебя есть?
— Больше, чем достаточно. — Вилли показал свое солдатское жалование и деньги, которые ему дала мать, чтобы он заказал мессу за благополучное возвращение с войны.
— Ну значит, все в порядке. Да здравствует отечество! — произнесла она с отсутствующим видом, глядя в сторону стойки бара. — Пошли наверх!
Вилли встал и снял фуражку. Фритци, удивленно вскинув брови, уставилась на его огненно-рыжие волосы. Такой цвет волос встречается не каждый день, и Фритци, конечно же, сразу его узнала, несмотря на то, что прошло уже семь лет.
— Минутку! — сказала она. — Вас случайно зовут не Вилли?
— Точно! — подтвердил Вилли, простодушно улыбаясь.
— А тебе не случалось когда-нибудь делать здесь свои уроки?
— Было дело!
— Так... А теперь, значит, ты хочешь со мной «развлечься»?
— Конечно! Мы же уже знакомы.
Вилли опять расплылся в добродушной улыбке. В ту же секунду Фритци влепила ему звонкую пощечину.
— Ах ты, поросенок! Ты собрался со мной в постель?.. Это же надо — какая наглость!
— Почему?.. — изумленно произнес Вилли. — Другие вон тоже...
— Другие! Какое мне дело до других? Я у этих других не проверяла задания по катехизису! И не писала им школьных сочинений! И не следила за тем, что они не простудились! Ты понял, сопляк несчастный?..
— Но мне же уже семнадцать с половиной...
— Заткнись! Это все равно что ты вздумал бы изнасиловать свою мать! А ну пошел вон отсюда, кобель несовершеннолетний!
— Он завтра уходит на войну, — вмешался я. — Неужели у вас нет ни капли патриотизма?
Она всмотрелась в мое лицо.
— А ты — тот самый бездельник, который выпустил здесь своих гадюк? Нам из-за тебя пришлось на целых три дня закрыть заведение, пока не переловили всех этих тварей!
— Я их не выпускал, — оправдывался я. — Они сами вылезли из сумки... случайно...
Не успел я договорить, как получил такую же пощечину.
— Соплячье! Молокососы! Пошли вон отсюда!