- Скажу вам: случай, происшедший с вами, Георгий Николаевич,- задумчиво проговорил подполковник,- кажется мне каким-то странным…
- Вы правы,- согласился учитель,- это очень странно. После стольких лет… снова стать жертвой наваждения… Ничего не понимаю.
- А вы, Георгий Николаевич.., пытались как-либо это объяснить самому себе? - поинтересовался старший лейтенант Большаков.
- Никаких объяснений не нахожу. Все время думаю об этом, но до сих пор не пришел ни к какому сколько-нибудь приемлемому выводу,- тяжело вздохнув, ответил учитель.
- М-да, такие дела! - протянул подполковник, видимо решив закруглить затянувшийся разговор.- Но я все же скажу вам, Георгий Николаевич, что вы дали нам весьма ценные дополнительные приметы этого преступника.
- Это какие же?
- Звуковые: голос и смех. Спасибо.- И подполковник обратился к Большакову: - Ну, Исай Игнатьевич, пойдем по-гуляем по берегу! Там хорошо сейчас. Слышь, какой ветерок… Может, и вы, Георгий Николаевич, с нами пройдетесь?
- Нет, пожалуй, я не пойду,- ответил Левский,- что-то опять голова разболелась. Надо немного отдохнуть.
- Я вас понимаю,- участливо произнес Бадимбаев.- Ну что ж, прилягте. Если есть таблетки от головной боли, примите…
Однако Георгий Николаевич не тронулся с места.
- Да, что-то странное творится с учителем,- задумчиво проговорил подполковник, когда они с Большаковым спускались по логу.- Заметьте, Исай Игнатьевич, сны-то эти возобновились у него здесь, на берегу Байкала. А почему? В чем причина? Вот над этим следует подумать!
- Причина здесь, очевидно, одна - переутомление,- сказал Большаков.- Мне кажется, учитель сильно устал. Возможно, перегрузка привела к какой-то нервной болезни. Обычно именно в таких случаях появляются у людей тяжелые сны и всякие страхи преследуют их. Особенно сказываются на сновидениях глубокие переживания. Я об этом где-то читал.
- Не исключено,- кивнул подполковник.- Но… почему все это появилось у учителя здесь, на берегу моря, где, наоборот, он мог бы найти успокоение? Вот в чем загадка!
- Разве болезнь спрашивает у человека, когда ей появиться?- усмехнулся Большаков.
Бадимбаев недовольно поморщился, но промолчал.
- Опять вы сердитесь на меня,- сказал Большаков.
- Не то слово… Просто хочу, чтобы вы выслушали еще один небольшой, совсем короткий рассказ для «Огонька». Вернее, его план… Без гипотезы, без фантазии в нашем деле пропадешь… Так вот, слушайте. Человека мучили, пытали в концлагере, стараясь обратить его в поганую нацистскую веру. Человек не сдался и был уже доведен до полусмерти, когда его освободили наши войска. Человек не мог сразу оправиться от этого кошмара, и его долго преследовали страшные сны, его одолевала нервная болезнь. Но потом он постепенно освободился от этих недугов, лет двадцать жил нормально. И вдруг… Да, именно вдруг он снова заболел этой же болезнью, и опять начали преследовать его те же кошмарные сны. И где, вы думаете? Тут, на берегах Байкала, то есть в тех самых местах, где скрывается матерый волк из бешеной стаи. Мне кажется, существует какая-то зримая или незримая связь между недугом Левского и сегодняшним Тоомом. Но какая? Заметьте, учитель говорил, что во сне его преследует какой-то холодный иезуитский смех и металлический голос. Помните? Потом он сказал, что именно у Тоома был такой смех и такой голос. Отсюда невольно возникает вопрос: не встретились ли они случайно где-нибудь здесь? И совсем недавно…
- И они узнали друг друга и возобновили старые связи? Ведь Левский, спасая свою шкуру, наверно, еще в концлагере продался фашистам. Вы это хотите сказать? - перебил Большаков.
- Исай Игнатьевич, выслушайте, пожалуйста, до конца,- укоризненно покачал головой подполковник.- Нет, я думаю, здесь не совсем так, как вы предполагаете. Если бы они имели старые связи и совместно вредили нам, ну, скажем, стали бы разведчиками иностранной державы, Москва, скорее всего, дала бы нам знать об этом. Стало быть, вряд ли они имели связи такого рода. Связь, видимо, есть, но только иная: один - палач другой - его жертва. И на основе такой связи один узнал другого. И узнал, разумеется, тот, который подвергался жестоким пыткам, потому что он и до конца жизни забыть этого не сможет. Узнал, конечно, не по лицу, а по голосу и смеху. Мы ведь с вами уже договорились о том, что лицо преступника, по-видимому, сильно изменено. Где-то рядом с собой услышал бывший узник Левский такой голос или такой смех, который подсознательно напомнил ему старое и снова вызвал и застарелую нервную болезнь, и кошмарные сны. Теоретически это мог быть голос или смех, просто похожий на голос и смех Тоома. Какие вопросы есть у читателей «Огонька» к автору?
- Да, все это довольно правдоподобно,- согласился Большаков.- Но, однако, мы не спросили у Левского, может ли он вспомнить, чей именно голос напомнил ему о Тооме…