Чертополох и терн. Возрождение веры

Сколь нереальна помощь восточному христианству, видно из письма Энея Сильвио Пикколомини (он же папа Пий II). Рассуждение Пия II, осуждающего, совершенно в дантовском духе, мелкую алчность князей, актуально для всякой общеевропейской идеи, вчера и сегодня. Будь то Вселенский собор или Интернационал трудящихся, будь то проект Европейского союза или спасение христианства на Востоке – центробежные силы уничтожают любое единство. «И начинания, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия». Пий II пишет так: «Я не надеюсь на то, чего желаю. Христианство не имеет более главы: ни папа, ни император не пользуются подобающими им уважением и повиновением; с ними обращаются как с вымышленными именами, с разрисованными фигурами. Каждый город имеет собственного короля, князей же столько, сколько домов. Как же можно убедить бесчисленных христианских правителей взяться за оружие? Взгляните на христианство. Италия, говорите вы, умиротворена? Не знаю, до какой степени. Между королем Арагона и генуэзцами есть еще остатки войны. Генуэзцы и не пойдут биться с турками: говорят, что они платят последним дань! Венецианцы заключили с турками договор! Если же не будет итальянцев, мы не можем и надеяться на морскую войну. В Испании, как вы знаете, много королей различной мощи, различной политики, различных идей. Но ведь не этих государей, живущих на краю земли, можно увлечь на Восток, особенно тогда, когда они имеют дело с гранадскими маврами. Французский король изгнал врага из своего королевства, но он все же остается в тревоге и не посмеет послать своих рыцарей за пределы своего королевства из боязни внезапной высадки англичан. Что касается англичан, то они только и думают, как отомстить за свое изгнание из Франции. Шотландцы, датчане, шведы, норвежцы, живущие на краю света, ничего не ищут вне своих стран. Германцы, очень разделенные, не имеют ничего, что могло бы их соединить».

Известно: если человек не в силах помочь другому, скорее всего, он не может помочь и себе самому. Христианское искусство призвано убеждать, однако картина Козимо Тура не убеждает в возможности победы. Бегущая в отчаянии женщина – образ ли брошенной на произвол судьбы Византии, образ ли самой Италии, образ ли Венеции, убегающей от битвы с турками, – в любом случае это образ общего бессилия. Такую несчастную часто рисовал Гойя (см. рисунки к «Бедствиям войны» или наброски к «Двору сумасшедшего дома»). Там, на первом плане картины о сумасшедшем доме, именно так мечется сумасшедший с полуоткрытым ртом. В. Н. Лазарев, анализируя картину «Святой Георгий и принцесса Трапезундская», высказал предположение, что Тура наблюдал публичные казни в Ферраре – таковых было в избытке – и создал образ принцессы под впечатлением от корч и пыток. Если картина и способна дать нравственный урок, то заключается он в следующем: созерцая чужое бессилие, становишься бессилен сам.

3

Метафизический уровень толкования картины возникает, когда произведению искусства дана автономная жизнь и произведение не зависит от дешифровки культурного контекста и от своей социальной функции. Метафизическое толкование суммирует и аллегорию, и дидактику, и первое зрительное впечатление.

Идет битва с драконом, Гавриил явился Марии; оплакали Византию; оплакали развал христианского мира; вера и бессилие веры сплетены в этой картине.

Не успев провозгласить новый Крестовый поход на Мантуанском соборе, Пий II возвращается в Рим, чтобы подавить антипапское восстание римлян. С пятью тысячами рыцарей, предоставленных ему Миланом, 6 октября 1460 г. Пикколомини въехал в Рим и объявил тех, кто желал республики, бандитами; прошли казни. Одновременно Пий поддерживает антифранцузскую коалицию, идет война против приверженцев Анжуйской династии. Папа – гуманист, латинист и моралист; а в юности находится под обаянием республиканца Поджо и следует игривости Боккаччо; но трон наместника Петра диктует свою мораль.

История турецкой оккупации Малой Азии также непроста: существуют секретные протоколы между Византией и Оттоманской империей; Трапезундское царство не завоевано, но сдалось на милость победителя и в ходе переговоров получило привилегии. Сношения с турками не предотвратили падения, но смягчили последствия. После падения Константинополя Мехмед II позволил братьям Константина, Томасу и Деметрию, продолжать править в качестве вассалов Османской империи в Морее. Запад осуждает османов, но даже Венеция, проиграв войну, продолжает вести торговые дела с Османской империей.

Интриги идеологии лежат в основе образной системы диптиха Козимо Тура «Святой Георгий и принцесса Трапезундская»: феномен идеологии представляет веру как комбинированный продукт, где власть/право и удовольствие/добродетель – постоянно меняются местами.

Особенность диптихов Козимо Тура в том, что сцена Благовещения находится на обороте сцены битвы с драконом – и сцены эти проникают одна в другую.