При дворе д’Эсте, как и при бургундском дворе, беседы о геральдике играют ту роль, какую при дворе Лоренцо играют диалоги о неоплатонизме. Абстрактные метафизические дискуссии в Брюгге, Лилле, Дижоне не ведут; книгочеев привлекают, дабы сочиняли «зерцала рыцарства» для воспитания молодого герцога (Жорж Шателен, «Восхваления подвигов и славных деяний герцога Филиппа, который называет себя великим герцогом и великим львом»). Для Карла Смелого составляют по-французски «Жизнь Александра», полюбилась герцогу «Киропедия» Ксенофонта, которую трактуют как рыцарский роман. Карл Смелый вводит иерархию в войсках наподобие персидской, в поведении с придворными равняется на Кира. Для Борсо д’Эсте придворный гуманист из Константинополя, Гуарино да Верона, переводит отрывки из «Метаморфоз» и затем – переводит французские рыцарские романы. Герцог Борсо (император Фридрих сделал маркизат герцогством) латынью не пользовался, употреблял феррарский диалект, требовал, чтобы на этот язык переводили рыцарские романы. Двор Феррары, подобно Бургундскому, славится турнирами. Обаяние рыцарской идеологии велико; ее влияние сравнимо с влиянием проповеди, тем паче, что рыцари служат (во всяком случае, декларативно) делу Христову. Предполагается, что рыцари, забывшие себя в битве за Гроб Господень, олицетворяют христианскую мораль; их прочие подвиги/куртуазные манеры/обеты верности/турнирные правила как бы обрамляют главное, подобно клеймам, что обрамляют икону. Такие характеры, как Баярд, Уильям Маршал, Бертран де Борн, Жильбер де Ланнуа, Арно де Барбазан – при куртуазных рыцарских дворах прославлены более, нежели Бернардино Сиенский или Николай Кузанский; правда, далеко не все рыцари – крестоносцы; и не все рыцари блюдут кодекс чести. Род д’Эсте – этику и этикет рыцарства ставит крайне высоко, но в Крестовых походах маркизы не отмечены, в боях за Палестину не участвовали. Рыцарская мораль Феррары – это просто мораль сюзерена, укрепление иерархии государства, идеология.
При феррарском дворе созданы рыцарские эпосы; три поэта: Боярдо, Ариосто, Тассо – создают монументальные произведения. Фабула долгих поэм запутана; персонажи дублируют друг друга; приключения повторяются, один и тот же аргумент звучит в устах враждебных характеров – но, как и текст «Метаморфоз», рыцарский эпос предполагает не столько чтение, сколько пребывание внутри такого текста, где понятия «добра» и «зла» не императивны, но присуждаются как награда за деяния. В эпосе Боярдо и Ариосто мотивы у сарацинских и христианских рыцарей одни и те же, поступки столь же бессмысленны, сколь отважны и авантюрны. Одной из внешних целей сочинения Боярдо (отчасти и Ариосто) является прославление рода д’Эсте – подобно тому, как рисуется усилиями лучших миниатюристов генеалогия, пишется своего рода «Энеида» для Феррары. Это задним числом созданное обоснование власти (подобно тому как Эней выведен Вергилием как основатель Рима и предшественник Августа), присовокупление деяний д’Эсте к подвигам Роланда имеет исключительно идеологическую цель; щедрые метафоры заставляют читателя верить в то, что рыцарство д’Эсте находится в пантеоне славы.
Рассуждения о рыцарском кодексе и вообще о военной чести хорошо предварить цитатой из Брехта. В «Разговорах беженцев» один из героев советует (саркастически, разумеется) при начале военных действий забрасывать мирное население в тыл противнику, чтобы заботы по содержанию никчемного народа во время войны легли на плечи врага. Макабрическая шутка не расходится с реальностью. Во время осады французами замка Шато-Гайяр французский гарнизон отослал из замка укрывшихся там горожан – около двух тысяч лишних ртов, мешавших обороне. Англичане беженцев не пропустили, несчастные провели в замковом рву всю зиму; речь идет о Нормандии. Большинство умерло от болезней и голода, после того как съели случайных собак, павших лошадей, которых свалили в ров, и младенцев, родившихся в этом аду. Ужас в том, что формально войны ведутся ради защиты отечества, населения, именно этих бесполезных в ратном деле людей. Мирных граждан принуждают содержать армии, налогами выжимают средства для содержания военной машины, которая сперва доводит их до нужды, а затем и умерщвляет.