Чертополох и терн. Возрождение веры

В лабораторно-чистом виде этот прием он применяет в «Распятии с Марией и Иоанном Крестителем» из Эскориала (вариант: музей Филадельфии). В ограниченном пространстве серого цвета (серая каменная стена закрыла перспективу) часть стены завешена красной материей. Перспектива присутствует в цвете: разработанный валёрами красный создает иллюзию глубины, живет автономной жизнью, хотя физического пространства, очевидно, нет. В замкнутом сером пространстве стоит крест, за ним красная материя, которая дышит и словно шевелится; Рогир трактует крест как корабельную мачту, и, соответственно, ткань, накинутая на стену за крестом, воспринимается как парус – изображено одинокое плаванье под красным парусом, нарисован парусник, который наткнулся на стену.

Рогир вызывает контраст из глубины темного серого пространства, той «темной глубины пространства», которая, по Плотину, должна искажать цвет внутреннего знания. Согласно Рогиру, темная глубина содержит нереализованные нашим сознанием знания, безмерные ресурсы боли и трагедии, которые всполохами выходят на поверхность. Трагедия в данном холсте возникает не в связи с темой «распятия», но в связи с тем, что серая безжалостная среда (пространство государства, коллективная прямая перспектива) взорвана автономным, неизвестно откуда взявшимся пятном, живущим самостоятельной жизнью. Свободное плавание алого паруса – неожиданный контраст и катарсис – делает картину трагедией.

Назвать Рогира стоиком (его герои жилисты и суровы, таких именуют стоиками) неточно; Мантенья, Тура, Беллини, все те, на кого так или иначе Рогир повлиял во время путешествия в Италию, – в полной мере овладели добродетелями стоиков, притом что это художники не трагические. Рогир ван дер Вейден совсем не стоик, и поза стоика ему не свойственна. Герои его действительно жилисты, но не поэтому.

5

Рогир ван дер Вейден стремился в каждой картине пережить – и передать – чужую боль как собственную и научить героя боль выносить. Способность переживать за другого не есть стоицизм, но ощущение трагичности бытия.

Бургундские живописцы любят изображать страдание. Ученик Рогира, Мемлинг, нарисовал, как расстреливают Себастьяна с прицельной жестокостью, какой нет в «Расстреле 3-го мая» Гойи. У Гойи в повстанцев стреляют анонимные, автоматические солдаты; такие же, доведенные до облика роботов, солдаты в «Резне в Корее» Пикассо. У Мемлинга одушевленные мучители бьют из луков в упор: стреляют, смакуя боль святого, выбирают место, куда вогнать стрелу. Как правило, стрелы вонзаются в те точки тела, где встречаются чумные бубоны (святой Себастьян – покровитель больных), но в данном случае мучители задумываются, как бы исхитриться еще: дистанция между расстрельной командой и святым сокращена до шага. Есть и луврский вариант – левая створка алтаря «Воскресение». Там Себастьян изображен за мгновение до расстрела – святой привязан к дереву, а хладнокровные лучники, стоя рядом с жертвой, прикидывают, куда именно стрелять. Взгляды стрелков – поразительная по хладнокровной жестокости деталь. Въедливое отношение к уязвимому телу типично для бургундского искусства. Впрочем, можно вспомнить фреску миланца Винченцо Фоппа, на которой мучители приблизились к Себастьяну почти вплотную; помнится и лицо лучника с луврской картины Мантеньи «Святой Себастьян» – с холодной жестокостью во взгляде.

В портрете Антуана Бургундского, Великого бастарда (1460, Королевский музей, Брюссель), Рогир пишет персонажа со стрелой в руке. Причем рыцарь держит стрелу острием внутрь, направив стрелу острием к себе, словно примеряя, как стрела войдет в тело. Обыкновенно герой портрета держит предмет, проясняющий род занятий или душевное состояние: влюбленный – фиалку, ювелир – кольцо, рыцарь – меч, никак не стрелу – стрела не рыцарское оружие. Считается, что стрела символизирует победу Антуана в соревновании лучников, однако странно, что стрела направлена острием в грудь: необычная метафора для победителя. Антуан Бургундский, Великий бастард Бургундский, сводный брат Карла Смелого, изображенный на портрете, является внучатым племянником другого Антуана Бургундского, герцога Брабанта, погибшего в 1415 г., за полвека до портрета Рогира, в битве при Азенкуре. Антуан Бургундский был взят в плен англичанами вместе с еще двумястами французскими рыцарями (Бургундия выступает союзницей Франции, размежевание произойдет в 1419 г.). Английский король Генрих V велел убить пленных рыцарей – приказ вопиющей жестокости, и рыцари Англии отказались его выполнять. Тогда английский король приказал простолюдинам-лучникам расстрелять связанных французских рыцарей. В память об этом расстреле и о смерти деда рыцарь Золотого Руна Антуан Бургундский изображен со стрелой, проникающей ему в грудь. Внучатый племянник расстрелянного примеряет чужую судьбу на себя. Это не злопамятность, но неизбывность боли.