Чертополох и терн. Возрождение веры

Боттичелли, великолепно осведомленный о значении сюжета «Поклонения волхвов» для флорентийского двора, изображает нечто особенное: и собственно евангельскую сцену, и прения Флорентийского собора, и участие в прениях новой философской школы. Художник изображает новую идеологию, рождающуюся поверх и на руинах расколотой Церкви. Зритель словно присутствует при обсуждении доктрин новой идеологии – гуманизма. Таким образом, написан не тот диспут, решения которого не воплотят (буквальный Флорентийский собор), но тот диспут, решения которого определят будущее. Впрочем – и в этом особенность полотна Боттичелли – изображены не только философы. На полотне представлены салонные гуманисты и просвещенные вельможи; характерно, что облик интеллектуала (Полициано, или Пико, или Фичино) не контрастирует с обликом вельможи и даже воина. В чертах героев доминирует воля, причем последняя явлена как упорство в осуществлении желаемого. Насколько «воля» и «желаемое» рознятся у гуманиста и у кондотьера, из данной картины не ясно. Свобода проявления эмоции, гордость, увлечение своей ролью – этот набор свойств, далеко не платонических, объединяет собравшихся. Сегодня мы знаем, что подле Марии с младенцем изображены гуманисты, но из ранней вещи Боттичелли этого не следует. Некоторые персонажи действительно погружены в задумчивость, но это такая горделивая увлеченность ходом своей мысли, что они ничего вокруг себя не замечают; возможно, не видят и Марию. Интеллектуальная миссия порождает надменность, пусть не вельможную, но это также превосходство над окружающим, над буднями. В «Поклонении волхвов» художник поместил свой собственный портрет: молодой, весьма самоуверенный человек бросает на зрителя взгляд, скорее презрительный. Художник стоит с показательно прямой спиной (хотя принимает участие в церемонии преклонения колен и поклонов). Осанка стоящего неподалеку Джулиано Медичи поразительно надменна. Уж если перед лицом Богоматери они не склоняют головы, легко вообразить, каково их отношение к смирению вообще. Боттичелли стоит справа от Святого семейства, вместе с гуманистом Джованни Аргиропуло, а в другой группе предстоящих собран философский цветник медичийского двора: сам Лоренцо, Пико делла Мирандола, Анджело Полициано. Поразительна куртуазная игривость, не вполне соответствующая торжественной церемонии: Полициано обнимает за плечи Лоренцо жестом скорее любовным, нежели дружеским, Пико же, стоя рядом, участвует эмоционально в этом проявлении чувств. Если добавить к этому предположение, что между Пико и Полициано, помимо дружеской, существует и совсем не платоническая связь, эта группа приобретает дополнительное прочтение. Нелишним будет упомянуть, что, согласно замечанию Гвиччардини, такого рода связи настолько распространены в светском флорентийском обществе, что из трех флорентийцев двое рано или поздно были в этом замечены. Насколько это гротескное утверждение справедливо, оправдано ли привлечение самого Боттичелли к следствию по этому вопросу в 1502 г., не столь и существенно; важно скорее то, что такого рода чувственные отношения были, несомненно, приняты. И картина Боттичелли, светская, чувственная картина, не стремится казаться излишне целомудренной.