Чертополох и терн. Возрождение веры

Данте помещает Гуго Капета в Чистилище, и родоначальник династии Капетингов в XX песни Чистилища объясняет, что является помехой для полноценного императорского управления: жадность отдельных князей. Волчица в бестиарии Данте, то есть жадность местных князей, должна быть уничтожена, и тогда утвердится гармония. Капет подтверждает:

Я был Гугон, Капетом нареченный,…… уже сжималаМоя рука бразды державных сил,

И мне земель, да и друзей достало,Пока мой род …Не схоронил стыда, …… он начал хитрости плестиИ грабить;

…Я вижу время, близок срок ему, —И новый Карл …… без войска, многих он поборетКопьем Иуды; им он так разит,

Что брюхо у Флоренции распорет.

Планы касательно Флоренции были Гуго Капету неведомы, их вложил в уста Капету Данте. А что касается логики рассуждения короля, то уместно привести исторический анекдот, повествующий о диалоге Гуго Капета с графом Перигорским, Адальбертом. Желая прекратить усобицы и обуздать притязания, Капет задал Адальберту вопрос: «Кто тебя сделал графом?» На что граф ответствовал: «А кто тебя сделал королем?» И, хотя такая логика в обсуждении миссии императора неизбежна, Данте ее избегает.

Из текста поэмы понятно, что роль папы и Церкви становится условной. Для папы не остается сферы, в которой он мог бы применить свои таланты – все уже занято. Естественный разум, по Данте, подчинен Философу (и над ним не властен даже император), а воля человека формируется императором. В этом пункте у всех толкователей Данте (см. Жильсона, например) возникает вопрос: но коль скоро именно человеческая воля регулирует применение естественного разума, то до каких пределов распространяется власть императора? И этот вопрос тем более существенен, что Бог передает свои полномочия императору и в других посредниках не нуждается. Соответственно, вера как производное от воли и разума переходит в ведомство государства как бы сама собой.

Жильсон отметил важную особенность мышления Данте – его постоянную потребность в учреждении авторитета; причем выбор авторитета весьма зависим от иерархии. Так, при смене кругов Ада и Чистилища, при смене уровней Небес Данте постоянно нуждается в новом вожатом, ответственном за конкретное место. Новый местоблюститель (Вергилий, Беатриче, Бернар Клервоский) уравновешивается внутри определенных страт соответствующим распорядителем. Так, среди философов главенствует Аристотель, святой Фома отвечает за умозрительную теологию, а Бонавентура за теологию любви. Потребность в иерархии соответствует общей конструкции – все устроено именно так: по кругам, секторам, поясам и уровням – и в каждом сегменте мироздания имеется свой распорядитель. Такое членение мироздания, открывшееся поэту, опрокинуто в реальность – и должно быть отлито в форму государства, то есть Римской империи.

В этом пункте у того, кто наблюдает за строгим распределением обязанностей в этой казарменной гармонии, может возникнуть вопрос: а как же прекрасная Донна? Где же здесь место для той самой Беатриче, которой была посвящена первая книга – Vita Nuovo? Попутно читатель может узнать, что Данте порывает с dolce stil nuovo и утверждает иной стиль, который называет эпитетом «прекрасный» (lo bello stile). Оказывается, «прекрасный стиль», опровергающий «сладостный стиль», Данте заимствует у Вергилия, о чем прямо сообщает (Ад, 3). В чем состоит «прекрасное» и чем новый стиль отличен от того «сладостного» стиля, который Данте некогда утверждал вместе с Кавальканти, станет понятно очень быстро.

Вся конструкция, возведенная Данте (это подчеркивается стократно, едва ли не в каждой песне), пронизана тождествами и логическими параллелями:

Как в каждом небе дивное сродствоБольшого с многим, с малым – небольшого,Его связует с Разумом (…)

Фактически Данте строит мировой порядок столь же последовательно и строго, как Платон свою «Республику»; но вот проблема – Платон в казарменно и справедливо организованной республике не находит места для обычной человеческой любви, это чувство сводится в республике Платона к физиологическим отправлениям, которые регулируются социальными правилами. Но ведь Данте не может довольствоваться физиологией, невозможно такое представить! И действительно, для Данте Любовь значит нечто иное.