И далее:
В пробуждении милосердия и благородства (не в абстрактных качествах государства, но в личном милосердии и благородстве), по Кавальканти, и состоит роль Земной Любви к Прекрасной Донне; в этом-то и состоит «жестокость» Амора и Донны, традиционно отмеченная провансальскими трубадурами. Провансальские поэты для Гвидо всегда пребудут единомышленниками (см. канцону «В Тулузе донну встретил я…»).
Для Данте Амор – еще со времен Vita Nuova – грозное воинствующее божество, зовущее на бессмертные подвиги; в дальнейшем мы понимаем, что это подвиги во имя мирового и государственного строительства. Мысль строительства империи главенствует над тем, что, как полагал Кавальканти, является чистым духом. И, развивая метафору Данте (собственно, эта метафора настолько прозрачна, что ее развить несложно): Любовь для Данте – это образ Империи.
Конечно, применять к поэзии социальные толкования не всегда корректно. Однако отношения Вергилия с императором Августом совершенно конкретны, а письмо Данте к императору Генриху вопиюще конкретно. Более политизированного поэта, нежели Данте, история просто не знает.
Данте называл императора Священной Римской империи Генриха VII преемником Августа, считал, что он создаст искомый золотой век (см. идеал Вергилия). Хроника того времени говорит сама за себя: император переходит Западные Альпы, захватывая города Италии. Данте обращается ко всем правителям междоусобной Италии, призывая покориться «солнцу мира и справедливости». Милан, Генуя, Пиза покорились, гвельфская лига сопротивляется. Данте в пору дружбы с Гвидо Кавальканти сам был гвельфом, но сейчас он уже гибеллин. Объясняют это тем, что Данте предпочитал (подобно Вергилию) единую власть над всем миром, нежели череду усобиц; собственно, сам поэт говорит об этом в «Монархии». Данте становится сознательным империалистом. Когда флорентийцы (былые соотечественники) заявили императору, что ни перед кем еще не склонялись, Данте пишет письмо «Злодеям флорентийцам» (датировано 1 марта 1311 г.). Гражданственный поэт грозит былым соотечественникам страшными казнями; одновременно поэт пишет письмо императору Генриху, убеждает его в том, что прежде всего надо уничтожить корень зол – Флоренцию. «Неужели ты не знаешь, о превосходнейший из государей, и не видишь с высоты своего величия, где нора, в которой живет, не боясь охотников, грязная лисица?» (то есть Флорентийская республика).
В Раю Беатриче показывает Данте трон, приготовленный императору Генриху:
Гвидо Кавальканти к тому моменту давно мертв, но не приходится гадать, как бы он отнесся к таким строкам – и, помимо прочего, к тому обстоятельству, что эти политические декларации касательно объединения вольных итальянских городов, о покорении Флоренции германским императором – произносит Прекрасная Донна, предмет поклонения возлюбленного, та, что представляет собой чистую эманацию Любви. Но в том-то и дело, что для Данте империя и борьба за имперскую власть и есть Любовь. И никакой иной Любви поэма Данте не воспевает.
С этим и связана нетерпимость поэта, его мстительность в отношении былых соратников – поэтов сладостного стиля: своего учителя Брунетто Латини он помещает в 7-й круг Ада – причем считается (из текста это явно не следует), будто бы за однополую любовь, хотя и не вполне понятно, почему Вергилий за те же пристрастия (как в случае Латини, недоказанные) не поплатился. Внутри логики христианского сознания тот грех, что признан таковым после принятия христианства, не считается за такой для римлянина; но, руководствуясь логикой самого Данте, поставившего язычника судить ошибки, в том числе и христианские, такая логика не может быть признана релевантной.
Брунетто Латини – философ, первым создает поэму не на латыни (как раз Данте начал писать «Комедию» на латинском), но на французском языке. Латини, изгнанный гибеллинами после той битвы при Монтаперти, где полководцем был Фарината, нашел приют в Париже; он возвращается во Флоренцию после реставрации гвельфов. Будучи во Франции (по-французски!), пишет поэму об идеальном мироустройстве «Tesoretto» («Сокровище»); Данте заимствует кое-что непосредственно с самого начала поэмы: строфа «я очутился в сумрачном лесу» воспроизводит метафору Латини. Данте, вслед за Латини, пускается в путешествие, желая постичь общий закон мироздания; интересно, что советчиком Латини выступает поэт Овидий. В десятой главе «Тезоретто» имеется следующая сцена: