Червь

О: Не то чтобы сдержаннее, сэр, а хитрее. На людях обходилась с ним так, будто он ей не любовник, а любимая собачонка. Но после Эймсбери, когда дело вышло наружу, она уже не так таилась. Как сейчас вижу: сидит перед ним на коне, прижалась щекой к его груди и спит — точно отец с дитятей или муж с женой.

В: Это при её-то чопорности?

О: На то, сэр, и присловье: «Все они Евины дочери».

В: Она чаще усаживалась впереди него или позади?

О: Поначалу — как водится, позади: ровно попугай на жёрдочке. А на третий день перебралась вперёд: дескать, на холке мягче. Сказала бы уж напрямик, что ей мягче сидеть между ног этого похотливца, да простит меня ваша честь.

В: Вы не заговаривали с ней о Дике? Не спрашивали, имеют ли они намерение пожениться?

О: Не спрашивал, сэр. Мистер Лейси шепнул мне, чтобы я к ней больше с вопросами не лез — а то как бы не подумали, будто я по его наущению шпионю за мистером Бартоломью. Я и прикусил язык. Притом мне пришло на мысль — может, она просто углядела в моих словах насмешку над её влеченьем к убогому. А строгостью желала мне сразу показать, для моей же пользы, что надеяться здесь не на что.

В: Как это понимать?

О: Девица-то далеко не уродина, сэр. Я полагал поначалу, что страсть тропинку к женскому сердцу отыщет. Она всё могла прочесть в глазах моих…

В: Вздумали приударить?

О: И приударил бы, если б позволила. Хотя бы для того, чтобы проверить, что она в этом деле смыслит. И убедиться, точно ли это не овечка из стада мамаши Клейборн, как мне сперва почудилось.

В: Имеете ли ещё что-нибудь о ней сообщить?

О:

 Нет, сэр.

В: И после апреля тридцатого числа вы ни о ней, ни о Дике, ни об их хозяине вестей не получали?

О: Нет, сэр.

В: А в газетах вам никаких известий о них не попадалось?

О: Истинный Бог, не попадалось.

В: И вы убеждены, что мистеру Бартоломью удалось увезти свою суженую и предприятие это не имело следствием никакого преступления, в коем вы видели бы и свою вину?

О: До сего дня я в этом не сомневался. А нынче, хоть впору бы и встревожиться, но я всё же спокоен, потому что вины за собой не знаю и вижу справедливость и великодушие вашей чести. Я до этого дела касательства толком не имел, и должность моя в нём была не более важная, чем у какого-нибудь привратника.

В: Отчего же, коли так, вы остались в Уэльсе, а не вернулись в Лондон получить у мистера Лейси свою долю?

О: Я, сэр, ещё три месяца назад посылал мистеру Лейси письмо с изложением своих резонов.

В: Он ничего о нём не знает.

О: Немудрёно. С вашего позволения, сэр, я объясню. Едва я оказался в родных краях, меня ошеломили известием, от которого я разрыдался — да, ваша честь, разрыдался, как дитя. Меня уведомили, что моя престарелая матушка, царство ей небесное, уже три года как покоится в могиле. А полгода назад скончалась любимая сестра. Остались мы с братом вдвоём. А брат ещё беднее Джонса, притом валлиец до мозга костей: у валлийца, известное дело, ближе нужды родичей нету. Пожил я у него месячишко, вижу — плохо наше дело: сколько ни бьюсь, а из нищеты никак не выберемся. Вот я себе и говорю: пора тебе, Джонс, обратно в Лондон; ну что такое твой Суонси, одно слово — дыра. А Джонс и деньги — что лондонские часы: нету между ними согласия, всё врозь разбегаются. Все денежки, что я привёз, пропились да проелись. И отправился я в Лондон на своих двоих, потому как ни на чём другом по недостатку средств путешествовать не мог. А в Кардиффе мне повстречался приятель. Пригласил к себе, приветил. И случись об эту пору у него в доме один человек, который, узнав, что я умею читать и считать и повидал свет, рассказал мне про лавку, где он служит — лавку мистера Уильямса, где ваш доверенный меня и разыскал. Прежнего приказчика мистера Уильямса, изволите видеть, за три дня до того хватил удар, он уже не жилец на этом свете. Вскоре он и точно помер. И на мистера Уильямса свалилось столько хлопот, что…

В: Довольно, довольно. Переходите к письму.

О: Что ж, сэр, я написал мистеру Лейси про то, какая у меня теперь должность и что я на неё не нарадуюсь, что новый хозяин хвалит меня за смётку и усердие и что в Лондон я выбраться не смогу. Что мне стыдно за свой проступок, но я надеюсь, что мистер Лейси меня простит и в этом случае я почту за величайшее одолжение, если он найдёт средство переслать мне то, что причитается.

В:

 С кем вы передали письмо?

О: С одним человеком, который по своей надобности отправлялся в Глостер — а уж он обещал позаботиться, чтобы оттуда письмо дошло до Лондона. Я дал ему шиллинг на расходы. По возвращении он уверил меня, что всё исполнено. Да только, видно, напрасно я старался, напрасно тратился: ответ так и не пришёл.

В: Больше вы не писали?

О: Я, сэр, рассудил, что не стоит труда: верно, мистер Лейси на меня гневается и хочет отплатить мне за небрежение той же монетой. И, сказать по правде, его можно понять.

В: Вам показалось, это такие гроши, что хлопотать себе дороже станет?

О: Да, сэр.

В: Сколько, по вашим прикидкам?

О: Я в своё время уже выпросил у мистера Лейси малую часть.

В: Сколько?