Читаем Четвертый Кеннеди полностью

— Скажите мне, это операция для смертников?

Саллу опустил глаза. Джанкарло, наоборот, встретился взглядом с Энни и кивнул:

— Такой исход возможен. Но решение будешь принимать ты, не мы. Ромео и Джабрил по-прежнему живы, и мы надеемся их освободить. И я обещаю тебе то же самое, на случай если тебя схватят.

Глава 17

Специальный отдел ФБР, подчиняющийся непосредственно Кристиану Кли, вел электронное наблюдение за членами Сократовского клуба и Конгресса. Каждое утро Кли начинал с просмотра этих донесений. Коды доступа к информации, поступающей и хранящейся в его настольном компьютере, знал только он.

В это утро он вызвал на экран файл Дэвида Джетни и Крайдера Коула. Кли доверял своей интуиции, а последняя давно уже подсказала ему, что за Джетни надо приглядывать, иначе жди беды. Насчет Коула он мог не волноваться. Этот молодой человек увлекся мотоциклами и расшиб себе голову о какой-то булыжник в Прово, штат Юта. Кли долго смотрел на нервное лицо, появившееся на дисплее, черные, непроницаемые глаза. Симпатичное вроде бы лицо, но как быстро оно становилось отвратительным, если у его обладателя вдруг возникали отрицательные эмоции. Неужели только эмоции могли до такой степени изменять черты лица? На всякий случай — причина — интуиция Кли, ничего больше, — ФБР приглядывало за Джетни, но теперь, читая рапорты агентов, Кли испытывал чувство глубокого удовлетворения. Жуткая тварь, сидевшая в яйце, именуемом Дэвид Джетни, вылезала из скорлупы.

Стрелять в Луи Инча Дэвида Джетни побудила молодая женщина, которую звали Ирен Флетчер. Ирен расцеловала бы любого, кто попытался бы убить Инча, но она не знала, что стрелял в него ее любовник. Несмотря на то, что едва ли не каждый день она просила его делиться с ней самыми сокровенными мыслями.

Встретились они на Монтана-авеню, где Ирен работала продавщицей в «Булочной Фиомы», которая торговала лучшим в Америке хлебом. Дэвид заходил в булочную за печеньем и рогаликами и болтал с Ирен, когда она стояла за прилавком. Как-то раз она спросила его: «А ты не хочешь встретиться со мной вечером? Мы могли бы куда-нибудь сходить».

Дэвид улыбнулся. Внешне Ирен не напоминала типичную калифорнийскую блондинку. Симпатичное круглое личико с решительными глазами, полноватая фигура, да и выглядела она постарше, чем он. Но ее серые глаза сияли, и она умела поддержать разговор, поэтому он согласился. Однако главная причина его согласия заключалась, конечно же, в одиночестве.

Все начиналось как легкий роман. У Ирен Флетчер не было времени на что-то серьезное. Да и желания тоже. Ее сыну недавно исполнилось пять лет, жила она в доме матери. Активно участвовала в местной политике и увлекалась восточными религиями, как и многие молодые люди в Южной Калифорнии. Для Джетни все это было в диковинку. Ирен часто приводила своего сынишку, Кэмбелла, и если встреча затягивалась, закутывала в пончо и укладывала спать на полу, продолжая расхваливать достоинства очередного кандидата на выборную должность или рассказывать последние новости с далекого Востока. Иногда, слушая ее, Дэвид засыпал на полу рядом с мальчиком.

Для Джетни она стала идеальной партнершей — у них не было ничего общего. Он ненавидел религию и презирал политику. Ирен ненавидела кино и интересовалась только книгами по экзотическим религиям и пропагандирующими левые взгляды. Но они продолжали роман, каждый заполнял брешь в жизни другого. Секс не являлся основой их отношений, они занимались любовью как бы походя. Иногда во время любовных утех Ирен позволяла себе проявить нежность, но потом сводила эти проявления к минимуму.

Их сближению способствовал и такой момент: Ирен любила говорить, Дэвид — слушать. Они могли лежать в постели часами. Ирен болтала без умолку, Дэвид ее не прерывал. Иногда она рассказывала что-то интересное, случалось, что нет. Под интересным Дэвид понимал непрекращающуюся борьбу между крупными владельцами недвижимости и хозяевами маленьких домов и арендаторами квартир Санта-Моники. В этой борьбе Джетни симпатизировал последним. Ему нравилась Санта-Моника. Нравились двухэтажные дома и одноэтажные магазины, виллы, построенные в испанском стиле, ощущение простора, полное отсутствие давящих религиозных сооружений вроде мормонских храмов в Юте. И ему нравился безбрежный Тихий океан, любоваться которым не мешали сталь и бетон небоскребов. В Ирен он видел героиню, сражающуюся с монстрами капитализма за сохранение всей этой благодати.

Она рассказывала ему о своих индийских гуру, проигрывала пленки с их проповедями. Гуру показались ему куда приятнее и веселее суровых старейшин мормонской церкви, которых он слушал в молодости, их вера была более поэтической, чудеса — более чистыми, более неземными в сравнении со знаменитыми золотыми скрижалями мормонов и ангелом Мормони. Но, к сожалению, гуру призывали к тому же: отказу от радостей этого мира и плодов достигнутого успеха, тогда как Дэвид страстно желал насладиться и первым, и вторым.

Перейти на страницу:

Все книги серии Марио Пьюзо. От автора "Крестного отца"

Похожие книги

Отчаяние
Отчаяние

Издательство «Вече» в рамках популярной серии «Военные приключения» открывает новый проект «Мастера», в котором представляет творчество известного русского писателя Юлиана Семёнова. В этот проект будут включены самые известные произведения автора, в том числе полный рассказ о жизни и опасной работе легендарного литературного героя-разведчика Исаева-Штирлица. В книгу включены роман «Отчаяние», в котором советский разведчик Максим Максимович Исаев (Штирлиц), вернувшись на Родину после завершения операции по разоблачению нацист­ских преступников в Аргентине, оказывается «врагом народа» и попадает в подвалы Лубянки, и роман «Бомба для председателя», действие которого разворачивается в 1967 году. Штирлиц вновь охотится за скрывающимися нацистскими преступниками и, верный себе, опять рискует жизнью, чтобы помочь близкому человеку.

Юлиан Семенов

Политический детектив
Тень гоблина
Тень гоблина

Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами. Малые формы, даже повести, здесь неуместны. В этом жанре творили в советском прошлом Савва Дангулов, Юлиан Семенов, а сегодня к нему можно отнести, со многими натяжками, ряд романов Юлии Латыниной и Виктора Суворова, плюс еще несколько менее известных имен и книжных заглавий. В отличие от прочих «ниш» отечественной литературы, здесь еще есть вакантные места для романистов. Однако стать автором политических романов объективно трудно — как минимум, это амплуа подразумевает не шапочное, а близкое знакомство с изнанкой того огромного и пестрого целого, что непосвященные называют «большой политикой»…Прозаик и публицист Валерий Казаков — как раз из таких людей. За плечами у него военно-журналистская карьера, Афганистан и более 10 лет государственной службы в структурах, одни названия коих вызывают опасливый холодок меж лопаток: Совет Безопасности РФ, Администрация Президента РФ, помощник полномочного представителя Президента РФ в Сибирском федеральном округе. Все время своей службы Валерий Казаков занимался не только государственными делами, но и литературным творчеством. Итог его закономерен — он автор семи прозаико-публицистических книг, сборника стихов и нескольких циклов рассказов.И вот издательство «Вагриус Плюс» подарило читателям новый роман Валерия Казакова «Тень гоблина». Книгу эту можно назвать дилогией, так как она состоит из двух вполне самостоятельных частей, объединенных общим главным героем: «Межлизень» и «Тень гоблина». Резкий, точно оборванный, финал второй «книги в книге» дает намек на продолжение повествования, суть которого в аннотации выражена так: «…сложный и порой жестокий мир современных мужчин. Это мир переживаний и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновничьих интриг и простых человеческих слабостей…»Понятно, что имеются в виду не абы какие «современные мужчины», а самый что ни на есть цвет нации, люди, облеченные высокими полномочиями в силу запредельных должностей, на которых они оказались, кто — по собственному горячему желанию, кто — по стечению благоприятных обстоятельств, кто — долгим путем, состоящим из интриг, проб и ошибок… Аксиома, что и на самом верху ничто человеческое людям не чуждо. Но человеческий фактор вторгается в большую политику, и последствия этого бывают непредсказуемы… Таков основной лейтмотив любого — не только авторства Валерия Казакова — политического романа. Если только речь идет о художественном произведении, позволяющем делать допущения. Если же полностью отринуть авторские фантазии, останется сухое историческое исследование или докладная записка о перспективах некоего мероприятия с грифом «Совершенно секретно» и кодом доступа для тех, кто олицетворяет собой государство… Валерий Казаков успешно справился с допущениями, превратив политические игры в увлекательный роман. Правда, в этом же поле располагается и единственный нюанс, на который можно попенять автору…Мне, как читателю, показалось, что Валерий Казаков несколько навредил своему роману, предварив его сакраментальной фразой: «Все персонажи и события, описанные в романе, вымышлены, а совпадения имен и фамилий случайны и являются плодом фантазии автора». Однозначно, что эта приписка необходима в целях личной безопасности писателя, чья фантазия парит на высоте, куда смотреть больно… При ее наличии если кому-то из читателей показались слишком прозрачными совпадения имен героев, названий структур и географических точек — это просто показалось! Исключение, впрочем, составляет главный герой, чье имя вызывает, скорее, аллюзию ко временам Ивана Грозного: Малюта Скураш. И который, подобно главному герою произведений большинства исторических романистов, согласно расстановке сил, заданной еще отцом исторического жанра Вальтером Скоттом, находится между несколькими враждующими лагерями и ломает голову, как ему сохранить не только карьеру, но и саму жизнь… Ибо в большой политике неуютно, как на канате над пропастью. Да еще и зловещая тень гоблина добавляет черноты происходящему — некая сила зла, давшая название роману, присутствует в нем далеко не на первом плане, как и положено негативной инфернальности, но источаемый ею мрак пронизывает все вокруг.Однако если бы не предупреждение о фантазийности происходящего в романе, его сила воздействия на читателя, да и на правящую прослойку могла бы быть более «убойной». Ибо тогда смысл книги «Тень гоблина» был бы — не надо считать народ тупой массой, все политические игры расшифрованы, все интриги в верхах понятны. Мы знаем, какими путями вы добиваетесь своих мест, своей мощи, своей значимости! Нам ведомо, что у каждого из вас есть «Кощеева смерть» в скорлупе яйца… Крепче художественной силы правды еще ничего не изобретено в литературе.А если извлечь этот момент, останется весьма типичная для российской актуальности и весьма мрачная фантасмагория. И к ней нужно искать другие ключи понимания и постижения чисто читательского удовольствия. Скажем, веру в то, что нынешние тяжелые времена пройдут, и методы политических технологий изменятся к лучшему, а то и вовсе станут не нужны — ведь нет тьмы более совершенной, чем темнота перед рассветом. Недаром же последняя фраза романа начинается очень красиво: «Летящее в бездну время замедлило свое падение и насторожилось в предчувствии перемен…»И мы по-прежнему, как завещано всем живым, ждем перемен.Елена САФРОНОВА

Валерий Николаевич Казаков

Детективы / Политический детектив / Политические детективы