Читаем Четвертый Кеннеди полностью

Симпатичные, веселые, они как-то сразу понравились Энни, напомнив ей молодых римлян, которые считали своим долгом приставать к женщинам на улице.

— Эй, крошка, — игриво спросил один из них, — не хочешь прогуляться с нами в парк? Мы неплохо проведем время.

Они загораживали ей дорогу, не давая пройти. Энни это забавляло, она нисколько не сомневалась, что действительно сможет хорошо провести с ними время. А вот кто ее злил, так это швейцары и шоферы, которые делали вид, что ничего особенного не происходит.

— Уходите, — предложила она подросткам. — А не то я закричу, и швейцары вызовут полицию. — Она знала, что не закричит, потому что не имела права привлекать к себе внимание и ставить под удар намеченную операцию.

— Кричите, дамочка, — с улыбкой предложил ей другой юноша, и она увидела, что они готовы сорваться с места.

А когда она не закричала, кто-то из них тут же смекнул, что к чему.

— Слушайте, а ведь она не будет кричать. И говорит с акцентом. Готов спорить, при ней наркотики. Эй, дамочка, поделись с нами.

Они радостно рассмеялись.

— А не то мы вызовем полицию, — шутливо пригрозил один из подростков.

И вновь последовал дружный смех.

Перед отъездом из Италии Энни прошла подробный инструктаж, получила полную информацию об опасностях, подстерегающих ее на улицах Нью-Йорка. Но она прошла курс специальной подготовки и постоянно поддерживала боевую форму. Поэтому даже не носила с собой оружия из опасения, что могут возникнуть неприятности с полицией. Зато на ее пальце сверкал перстень с особым образом ограненными и установленными цирконами, резал он не хуже бритвы, а в сумочке лежали ножницы, без труда заменявшие венецианский кинжал. Так что угрозы для себя она не чувствовала. И волновать ее могли лишь встреча с полицией и последующий допрос. А уж в том, что от подростков она ускользнет, сомнений у Энни не было.

Чего она не учла, так это своей нервозности и врожденной жестокости. Один из юношей протянул руку, чтобы коснуться ее волос, и Энни прошипела: «Прочь с дороги, черный мерзавец, а не то я тебя убью».

Все четверо замерли, от их добродушия не осталось и следа. Она увидела обиду, промелькнувшую в их глазах, почувствовала укол вины. Она назвала их черными мерзавцами не из расовых предрассудков. На Сицилии так было принято. Если ты ссорился с горбуном, то и говорил ему: поди прочь, мерзкий горбун, если с калекой — мерзкий калека. Но откуда могли знать об этом нью-йоркские подростки? Она уже собралась извиниться. Но не успела.

— Сейчас я врежу этой белой сучке по фейсу, — процедил один, и Энни потеряла контроль над собой. Вскинула руку с перстнем. Правая щека подростка буквально отделилась от его лица. Остальные вытаращились на Энни, а она спокойно обогнула угол и лишь потом побежала.

* * *

Впечатлений этого дня хватило Энни с лихвой. Вернувшись в квартиру, она корила себя за проявленную жестокость, за то, что поставила под угрозу выполнение порученного ей дела. Она поняла, что искала приключений на свою голову, чтобы снять напряжение.

Энни решила больше не рисковать и в дальнейшем покидать квартиру, лишь когда завершение подготовки операции требовало ее присутствия в других местах. Поняла, что нельзя и дальше вызывать из памяти образ Ромео, приходить в ярость при мысли о его смерти. Но главным образом Энни занимало другое. Ей предстояло принять самое важное и ответственное решение: если другой возможности не останется, должна ли она обеспечить успех операции ценой собственной жизни?

* * *

Кристиан Кли прилетел в Рим, чтобы пообедать с Себедиччо. Он заметил, что Себедиччо сопровождают двадцать телохранителей, но это наблюдение не испортило ему аппетита.

Итальянец пребывал в прекрасном расположении духа.

— Как здорово, что убийца папы решил покончить с собой. — Себедиччо аж подпрыгивал на стуле. — Можно представить себе, какой цирк устроили бы из судебного процесса наши левые. Жаль, что этот Джабрил не может оказать тебе такую же услугу.

Кли рассмеялся:

— У нас разные государственные системы. Я забочусь о том, чтобы он прибыл в зал судебных заседаний живым и здоровым.

Себедиччо пожал плечами:

— Я думаю, они хотят сыграть по-крупному. У меня есть для тебя кое-какая информация. Эта женщина, Энни, которую мы оставили на свободе. Она как сквозь землю провалилась. Но мы подозреваем, что она сейчас в Америке.

Кли весь подобрался:

— Ты знаешь, где именно? Под каким именем?

— Мы ничего этого не знаем, — покачал головой Себедиччо. — Но думаем, что она задействована в очередной операции.

— А почему ты ее не арестовал? — спросил Кристиан.

Перейти на страницу:

Все книги серии Марио Пьюзо. От автора "Крестного отца"

Похожие книги

Отчаяние
Отчаяние

Издательство «Вече» в рамках популярной серии «Военные приключения» открывает новый проект «Мастера», в котором представляет творчество известного русского писателя Юлиана Семёнова. В этот проект будут включены самые известные произведения автора, в том числе полный рассказ о жизни и опасной работе легендарного литературного героя-разведчика Исаева-Штирлица. В книгу включены роман «Отчаяние», в котором советский разведчик Максим Максимович Исаев (Штирлиц), вернувшись на Родину после завершения операции по разоблачению нацист­ских преступников в Аргентине, оказывается «врагом народа» и попадает в подвалы Лубянки, и роман «Бомба для председателя», действие которого разворачивается в 1967 году. Штирлиц вновь охотится за скрывающимися нацистскими преступниками и, верный себе, опять рискует жизнью, чтобы помочь близкому человеку.

Юлиан Семенов

Политический детектив
Тень гоблина
Тень гоблина

Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами. Малые формы, даже повести, здесь неуместны. В этом жанре творили в советском прошлом Савва Дангулов, Юлиан Семенов, а сегодня к нему можно отнести, со многими натяжками, ряд романов Юлии Латыниной и Виктора Суворова, плюс еще несколько менее известных имен и книжных заглавий. В отличие от прочих «ниш» отечественной литературы, здесь еще есть вакантные места для романистов. Однако стать автором политических романов объективно трудно — как минимум, это амплуа подразумевает не шапочное, а близкое знакомство с изнанкой того огромного и пестрого целого, что непосвященные называют «большой политикой»…Прозаик и публицист Валерий Казаков — как раз из таких людей. За плечами у него военно-журналистская карьера, Афганистан и более 10 лет государственной службы в структурах, одни названия коих вызывают опасливый холодок меж лопаток: Совет Безопасности РФ, Администрация Президента РФ, помощник полномочного представителя Президента РФ в Сибирском федеральном округе. Все время своей службы Валерий Казаков занимался не только государственными делами, но и литературным творчеством. Итог его закономерен — он автор семи прозаико-публицистических книг, сборника стихов и нескольких циклов рассказов.И вот издательство «Вагриус Плюс» подарило читателям новый роман Валерия Казакова «Тень гоблина». Книгу эту можно назвать дилогией, так как она состоит из двух вполне самостоятельных частей, объединенных общим главным героем: «Межлизень» и «Тень гоблина». Резкий, точно оборванный, финал второй «книги в книге» дает намек на продолжение повествования, суть которого в аннотации выражена так: «…сложный и порой жестокий мир современных мужчин. Это мир переживаний и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновничьих интриг и простых человеческих слабостей…»Понятно, что имеются в виду не абы какие «современные мужчины», а самый что ни на есть цвет нации, люди, облеченные высокими полномочиями в силу запредельных должностей, на которых они оказались, кто — по собственному горячему желанию, кто — по стечению благоприятных обстоятельств, кто — долгим путем, состоящим из интриг, проб и ошибок… Аксиома, что и на самом верху ничто человеческое людям не чуждо. Но человеческий фактор вторгается в большую политику, и последствия этого бывают непредсказуемы… Таков основной лейтмотив любого — не только авторства Валерия Казакова — политического романа. Если только речь идет о художественном произведении, позволяющем делать допущения. Если же полностью отринуть авторские фантазии, останется сухое историческое исследование или докладная записка о перспективах некоего мероприятия с грифом «Совершенно секретно» и кодом доступа для тех, кто олицетворяет собой государство… Валерий Казаков успешно справился с допущениями, превратив политические игры в увлекательный роман. Правда, в этом же поле располагается и единственный нюанс, на который можно попенять автору…Мне, как читателю, показалось, что Валерий Казаков несколько навредил своему роману, предварив его сакраментальной фразой: «Все персонажи и события, описанные в романе, вымышлены, а совпадения имен и фамилий случайны и являются плодом фантазии автора». Однозначно, что эта приписка необходима в целях личной безопасности писателя, чья фантазия парит на высоте, куда смотреть больно… При ее наличии если кому-то из читателей показались слишком прозрачными совпадения имен героев, названий структур и географических точек — это просто показалось! Исключение, впрочем, составляет главный герой, чье имя вызывает, скорее, аллюзию ко временам Ивана Грозного: Малюта Скураш. И который, подобно главному герою произведений большинства исторических романистов, согласно расстановке сил, заданной еще отцом исторического жанра Вальтером Скоттом, находится между несколькими враждующими лагерями и ломает голову, как ему сохранить не только карьеру, но и саму жизнь… Ибо в большой политике неуютно, как на канате над пропастью. Да еще и зловещая тень гоблина добавляет черноты происходящему — некая сила зла, давшая название роману, присутствует в нем далеко не на первом плане, как и положено негативной инфернальности, но источаемый ею мрак пронизывает все вокруг.Однако если бы не предупреждение о фантазийности происходящего в романе, его сила воздействия на читателя, да и на правящую прослойку могла бы быть более «убойной». Ибо тогда смысл книги «Тень гоблина» был бы — не надо считать народ тупой массой, все политические игры расшифрованы, все интриги в верхах понятны. Мы знаем, какими путями вы добиваетесь своих мест, своей мощи, своей значимости! Нам ведомо, что у каждого из вас есть «Кощеева смерть» в скорлупе яйца… Крепче художественной силы правды еще ничего не изобретено в литературе.А если извлечь этот момент, останется весьма типичная для российской актуальности и весьма мрачная фантасмагория. И к ней нужно искать другие ключи понимания и постижения чисто читательского удовольствия. Скажем, веру в то, что нынешние тяжелые времена пройдут, и методы политических технологий изменятся к лучшему, а то и вовсе станут не нужны — ведь нет тьмы более совершенной, чем темнота перед рассветом. Недаром же последняя фраза романа начинается очень красиво: «Летящее в бездну время замедлило свое падение и насторожилось в предчувствии перемен…»И мы по-прежнему, как завещано всем живым, ждем перемен.Елена САФРОНОВА

Валерий Николаевич Казаков

Детективы / Политический детектив / Политические детективы