Четвертый коготь дракона

Взялась перезаряжать, опрокинула коробку, просыпала пули. Само собой вырвалось на родном испанском:

– La mierda del toro![1]

Давненько, ох, давненько прелестные уста сеньоры Моррьентес-Максимовой не оскверняли небо непристойными выражениями! Хорошо еще, Шандор не понял. Да и не расслышал, пожалуй.

– Они приближаются! Я не успеваю заряжать! – Это уже для него, погромче и с использованием нейтральных речевых конструкций.

– Под сиденьем ящик! – бросил Шандор, не оборачиваясь. – Сможете бросить ручную гранату?

Анита выволокла из-под скамьи плоский коробок, сняла крышку. На дне его были уложены чугунные болванки размером с небольшой мячик. Анита взяла одну – та весила фунта два.

В русской армии ручные гранаты применялись мало и в основном в отдаленных крепостях, Алекс рассказывал об этом оружии с пренебрежением. Пока высечешь искру, пока подожжешь фитиль… Проще штуцер зарядить.

– Это новейшая английская система, – объяснил Шандор, угадав ее сомнения. – Ничего не надо поджигать. Терочный запал. Видите сбоку проволочку? Дергайте за нее… Насечки воспламенят состав дистанционной трубки. Сосчитайте до семи и бросайте… как можно дальше!

Дернуть, сосчитать, бросить. Анита вообразила, что будет, если граната разорвется прямо в бричке, поэтому первую бросила, едва досчитав до пяти. Болванка шлепнулась на дорогу, всадники промчались над нею, и уже за их спинами грянул взрыв, не причинивший никому вреда.

– Не торопитесь, – поучал Шандор. – Действуйте спокойно. Это с непривычки…

Ему хорошо говорить: действуйте спокойно! Аните казалось, что она держит в руках ядовитую гадину, которая вот-вот цапнет ее за палец. Хотелось как можно скорее избавиться от этого леденящего пальцы (и душу!) шара, но она крепко сжала его в маленькой своей ладошке и стала вслух проговаривать:

– Uno, dos, tres, quatro, cinco, seis, siete… – И только после этого метнула гранату, вложив в бросок всю свою злость.

Ух ты как получилось! Граната удачно упала промеж двух всадников, и осколками накрыло обоих. Вместе с конями они разлетелись – один вправо, другой влево, – и волглые клочья плоти перемешались с жухлой придорожной травой.

Взрыв наверняка достиг бы и Аниты, ибо брошенная слабой рукой граната не могла отлететь на предписанное инструкцией расстояние, но покуда чугунная сфера летела назад, бричка продвинулась вперед, и таким образом дистанция увеличилась до безопасной. Аните достался лишь звон в ушах, который прошел после энергичных встряхиваний головой.

– Анетт, вы великолепны! – похвалил Шандор. – Еще разок!

Анита вошла во вкус, да и опыт, как ни крути, появился. Следующая граната посекла еще одного всадника. Он не был убит, но конь под ним рухнул на колени, а сам он, визжа от боли, еле выпростался из стремян и стал рвать на себе рубаху, забрызганную кровью. Последний наездник поднял своего коня на дыбы. Уже достаточно рассвело, и Анита хорошо разглядела лицо этого человека. Он обжег ее неистовым взглядом, погрозил кулаком, развернул коня и умчался прочь, даже не притормозив возле раненого товарища.

– Михай… – выдохнула Анита. – Это он! Он ускакал… Больше никого нет.

– Вот и прекрасно. – Шандор слегка натянул вожжи, умерив бег утомленных лошадей. – Надеюсь, больше они не сунутся.

– Зачем он хочет нас убить? Ладно, я ему поперек горла, но вы-то, вы?.. Он вас слушался там, в лесу…

– Кто знает… Сейчас все так быстро меняется. Я не в состоянии уследить, как прежние сторонники превращаются в заклятых врагов… Не думайте об этом, Аннет. Сегодня к вечеру мы будем в Мишкольце, и вы увидитесь с мужем.

* * *

Покинув расположение армии Паскевича, Максимов бодро двинулся на юг. Уже через два дня пути до него дошло, насколько самонадеянным был он, решившись пуститься в это путешествие. Имея в своем распоряжение все ту же плохонькую карту, с которой вступил в июне на территорию Венгрии (и почему ж не догадался разжиться в лагере схемой более подробной?), он часто сбивался с курса, делал ненужные крюки, с трудом разбирался, что к чему, искал правильную дорогу… Вести себя приходилось с предельной осмотрительностью, так как в нем за версту можно было признать русского и обитатели встречных деревень относились к нему враждебно. Лишь щедрое вознаграждение могло заставить их разговориться и показать нужную тропу. Максимов, не зная по-венгерски, должен был прибегать к самой изощренной жестикуляции, рисованию на песке и прочим ухищрениям, чтобы добиться понимания со стороны собеседников.

В города он старался не заходить – можно было запросто наткнуться на гарнизон повстанцев, каждый дом дышал опасностью. Оттого, что не шел наезженными трактами, людей попадалось мало. Оно бы и хорошо, но в этой связи приходилось большей частью шагать на своих двоих. Попутные телеги встречались редко, два раза только уговорил подвезти.