Со всех сторон слышалось журчание: вода лилась и сверху, и с боков. Вероятно, где-то поблизости был водоем, вследствие ливня переполнившийся, а может, подземные воды из перенасыщенной почвы проявили свою активность. Так или иначе, подпол медленно затапливался. Вот уже вода дошла сидящему Максимову до груди, вот сравнялась с ключицами… Он напружинил ноги, скользнул позвоночником по стене, со стоном поднялся. Это должно было отсрочить неизбежный конец минут на сорок, может, на час. Разве что дождь утихнет… Но где-то там, снаружи, он продолжал лить с прежней силой – даже сюда доносилась его глухая барабанная дробь.
Максимов напрасно искал глазами предмет, о который можно было бы перетереть веревки. В подполе ничего не было – ни камня, ни гвоздя, торчащего из стены. Идею освободиться самостоятельно следовало оставить как фантастическую. Но кто же тогда его спасет? Максимов смутно помнил встречу с незнакомым Гулливером на дороге, далее в памяти возник провал. Кто этот похититель? Куда он привез свою жертву? Деревня это или город? Есть ли кто поблизости? Вопросы хаотически роились в голове, ответов на них не было.
Вода поднималась все выше. Она была холодной, шипами колола в онемевшую от неподвижности плоть. Максимов напряг мышцы, стал изгибаться, тереться о стену в надежде ослабить путы. Но мокрые веревки держали прочно. Тот, кто их завязывал, был, без сомнения, знатоком своего дела. До узлов не дотянуться было ни зубами, ни пальцами.
Тогда Максимов закричал. Вложил в крик всю силу своих легких. Звук, которому некуда было деваться в закупоренном пространстве, оглушил его самого, но проник ли наружу – осталось неизвестным.
Максимов закричал еще раз и кричал потом уже не переставая, подстегиваемый животным страхом ужасной тягучей смерти.
Сорвал голос, умолк. Начиная с этого мгновения, в гробнице, куда он был заточен, установилось поистине могильное безмолвие.
Глава восьмая
Рыбалка на Тисе
Когда на русском сторожевом посту у ворот Мишкольца появилась смуглая барышня в венгерском национальном наряде, это не произвело фурора. Шепоток среди солдат был вызван только старомодным ридикюлем французской работы на длинном шелковом шнуре. Этот аксессуар явно не сочетался с облачением девицы.
Строжайший приказ генерал-фельдмаршала Паскевича гласил: к местному населению относиться предупредительно и со всею возможной вежливостью. Барышню спросили, кто она и какое имеет дело в Мишкольце. Тут-то и выявились две другие странности. Держалась она уверенно, с истинно аристократической осанкой, а манеры свидетельствовали о благородном воспитании. К тому же говорила на правильном русском, с небольшим и отнюдь не мадьярским акцентом. Гостья потребовала, чтобы ее немедленно провели к командующему. Просьба звучала так безапелляционно, что отказать не посмели.
Командир стоявшего в Мишкольце 41-го пехотного Селенгинского полка Адам Сабашинский имел с загадочной незнакомкой получасовой диалог tête à tête, по итогам которого отправил ее к возглавлявшему 4-й корпус русской армии генералу Чеодаеву, а тот, в свою очередь, распорядился дать ей двух солдат и одного офицера в сопровождающие и доставить в ставку его сиятельства генерал-фельдмаршала Паскевича, которая располагалась во вторично отбитом отрядом Остен-Сакена Токае.