— На фронтоне изобрази, мой друг, разбитую урну с моим прахом и мальчишечку, — показал он кивком на Василия, — рыдающего над ней. Над урной — часы, так, чтобы каждый, кто пожелает узнать, который час, волей-неволей прочел бы мое имя. Вы сами знаете, кем я являюсь в последние годы, поэтому мне кажется уместной будет такая надпись, идущая вокруг памятника: "Здесь покоится господин Хион Триумвиратор, градоначальник Москвы, украшавший собой Тайный Совет при государе. Благочестивый, мудрый, верный, он вышел из народа и умер великим государственным мужем".
При последних словах голос Хиона задрожал, и он заплакал в три ручья. Плакала Фортуната, плакал скульптор, плакал маленький Василий, прижимаясь к жирному плечу Хиона, а затем все пирующие и вся челядь дополнили триклиний рыданиями, будто их уже позвали на похороны. Наконец, когда и Луций готов был расплакаться, поддавшись общему настроению, Хион, утерев слезы и сопли, сказал:
— Итак, если мы знаем, что обречены на смерть, почему бы нам не пожить в свое удовольствие. Будьте же все здоровы и веселы!
С этими словами Хион притянул к себе Василия и, не стесняясь присутствующих, поцеловал в губы. Фортуната, до сих пор очень спокойно относившаяся к увлечению мужа, вдруг вскочила с ложа и стала кричать, размазывая по лицу пьяные слезы вместе с румянами и тушью.
— Я угробила на тебя лучшие годы! Я отдала тебе свою молодость без остатка. Ни один мужчина не смел дотронуться до меня! — Тут она обнаружила руку сына регента у себя на груди и грубо ее оттолкнула. — Ты же принялся заигрывать с мальчиками. Что же мне теперь одной засохнуть в постели?
— Дает! — с восхищением обратился Хион к Стефану Ивановичу.
Тот посмотрел в сторону Фортунаты с большим уважением к ее актерским способностям и кивнул. Хион сполз с ложа и подозвал Фортунату. Обняв ее за плечи, он незаметно ущипнул Василия за пухленький зад.
— Ублажила ты меня. За такую любовь не грех и выпить. Верю, верю, что ты меня любишь, верю. Поднимем бокалы во славу жизни!
С этими словами Хион схватил мальчика в охапку и смачно поцеловал. Луций больше не смог выносить всего этого. Понимая, что не может вырвать брата из рук градоначальника, он, не думая, следят за ним или нет, поднялся с ложа и вышел.
— Вот и состоялась наша помолвка! — закричал Хион, высоко поднимая мальчика над головой. — Теперь очередь за свадьбой.
— В этом что-то есть, — усмехнулся Стефан Иванович. — По-нашему, по-римски!
— Что же ты стоишь как столб! — взорвался Хион. — Поздравляй нас.
— Поздравляю! — хохоча отозвался директор лицея и крепко пожал руку хозяина. — Желаю нарожать побольше детей. Прелесть, — он поднял двумя пальцами подбородок Василия и причмокнул от восхищения. — Тебе просто нельзя не позавидовать.
— Ты чего ждешь, жена? — взревел Хион, сверля Фортунату узкими, злыми глазками. И снова не понять было — пьян он или притворяется. — Да ты не волнуйся, — пробормотал он ей на ухо, — минутная прихоть, не больше.
Фортуната, решив, что долг приличия ею выполнен, подошла, к мальчику и в свою очередь стала покрывать поцелуями его щеки, лоб и губы. Василий, ничего не понимая, почувствовал, как жгучая краска стыда растеклась у него по щекам.
— Как они стыдливы! — хохотала Фортуната, и ее почти обнаженная мягкая грудь коснулась губ мальчика. Тот неожиданно для себя поцеловал ее.
Заметив это, Хион нахмурился и грубо схватил Фортунату за руку:
— Для любви втроем он еще не дорос, — пробормотал он.
— Такой наивный мальчонка, — улыбаясь, шептала Фортуната. — Когда он тебе надоест, я, пожалуй, возьму его слугой к себе.
— Служанкой, — поправил ее муж. Услышав его слова, Василий засопел и отвернулся. Слезы побежали по его круглым щекам. Никодим, наблюдая за мальчиком издалека, пришел к выводу, что для него есть шанс. Небрежной походкой римского легионера подошел он к ложу Хиона и нежно погладил мальчика по голове.
— Это еще кто? — выпучил на него глаза Хион.
— Я его дядя, — без смущения представился юноша. — Знаю его с рождения. Замечательный мальчик. Красавец!
— Хорошо, утешь его. Я объявляю тебя распорядителем свадьбы. Справишься?
— Рад служить вашей милости! — вытянулся в струнку Никодим. И обращаясь к Василию, спросил: — Чего ты плачешь, дурачок. Не рад чести, которая тебе выпала?
— Я перестану быть мужчиной? — спросил Василий и икнул.
— Да что ты! У одного правителя был точно такой же мальчик...
— Расскажи мне про него, — обрадовался Василий.
— Он справил свадьбу со всей пышностью и ввел мальчика к себе в дом на правах второй жены, одел его по-царски и возил в "мерседесе" по городу.
— Разве тогда уже были "мерседесы"? — удивился мальчик.
— "Мерседесы" были всегда. На заседаниях, торжествах и в путешествиях они всегда были вместе. А Хион, можно сказать, знатный путешественник.
— Правда?
— Конечно. Будешь ездить с ним по всему миру. — Ну а потом... — юноша сознательно задержал последнюю фразу.
— Ну же... — не выдержал Василий.
— Не томи! — вскричала Фортуната.
— Он подарил мальчика своей любимой жене, и после смерти правителя они поженились.