Четыре года в австро-венгерском Генштабе. Воспоминания полномочного представителя германского Верховного командования о боевых операциях и закулисных соглашениях. 1914—1918

Дело заключалось в том, что при заключении договоров в сентябре 1915 года государственные деятели, скорее всего, четко обозначили те районы, которые в случае удачного исхода Балканской кампании должны были достаться болгарам, но не определили дальнейшую судьбу других областей. В ходе же этого похода болгары вышли за пределы сфер своих интересов и закрепились в районах городов Приштина, Призрен и Эльбасан. Однако Австрия сильного распространения болгар на Западных Балканах, в Черногории и Албании не желала. В результате в указанных районах между рядовыми австрийцами и болгарами дело доходило до открытых столкновений, а разногласия между правительствами и армейскими командирами сильно обострились.

В начале февраля болгарский царь Фердинанд I после посещения германского Верховного командования прибыл в ставку австро-венгерского Главного командования. Он посетил генерал-полковника фон Гетцендорфа в его располагавшейся в гимназии канцелярии и завел с ним разговор о Призрене и Приштине. Однако фон Гетцендорф, вместо того чтобы возложить ответственность за решение этого печального вопроса на правительства, необдуманно оспорил право болгар на оккупацию данных городов. В результате между ним и царем произошел открытый разрыв, и Фердинанда 1 лишь с большим трудом удалось уговорить не прерывать рассчитанную на несколько дней программу пребывания в Цешине. После же того армейское Главное командование еще долго оставалось у него в немилости, причем даже тогда, когда из служивших в то время в ставке офицеров никого не осталось.

Скандал приобретал все новые и новые обороты. Фон Гетцендорф же через военного атташе передал в Софию, что Болгария при подписании союзного договора раз и навсегда решила для себя территориальный вопрос, и с ее стороны было бы подлостью, если бы она теперь вдруг стала предъявлять претензии на земли, на владение которыми раньше никогда не претендовала. При этом военный атташе, скорее всего, высказал данный протест в излишне резкой форме. Такой вывод напрашивался из присланного в начале марта от фон Фалькенхайна сообщения, к которому прилагалась гневная телеграмма болгарского генералиссимуса.

Последний пожаловался на австрийскую самонадеянность в такой форме, что можно было опасаться самых неприятных недоразумений. Поэтому фон Фалькенхайн поручил мне уладить это дело как можно скорее.

Однако фон Гетцендорф совсем не желал уступать. Он считал, что болгары не правы. По его мнению, они, как и все балканские народы, если протянуть им хотя бы палец, были немедленно готовы оттяпать всю руку, тогда как австрийцы в спорных территориальных вопросах являлись слишком уступчивыми, предпочитая избегать насилия. Я же не хотел вмешиваться, так как считал, что болгары из-за растущей угрозы со стороны Греции и Румынии и без того вынуждены будут уступить, чтобы не создавать серьезных трудностей среди союзников.

К тому же я понимал, что моя миссия по примирению не может быть выполнена простым способом, и поэтому обратился в штаб-квартиру в Шарлевиль-Мезьере с просьбой разрешить мне явиться для устного доклада. Фон Фалькенхайн дал добро.

Переговоры в штаб-квартире не стали очень сложными. К ним, само собой, привлекли и пользовавшегося большим уважением у нашего командования Петра Ганчева. При этом фон Фалькенхайн, конечно, осознавал, что ему выпала весьма неблагодарная роль посредника, и хотел, чтобы между спорщиками немедленно было достигнуто согласие. Однако мне его такие усилия казались бесперспективными, хотя я и убедил фон Фалькенхайна в том, что без его вмешательства разрешение этого вопроса невозможно.

Было ясно, что спорщикам следовало поумерить свой пыл. Поэтому, в конце концов, я и предложил вариант соглашения, по которому болгары получали бы право на оккупацию части спорных территорий, но обязались бы не создавать из этого прецедента для постоянного владения ими. Данное предложение было по телеграфу отправлено в Цешин и Софию и там признано подходящей основой для примирения. При этом фон Гетцендорф, который во многом опирался на свое глубокое знание Балкан, их народов и истории, использовал любой повод, чтобы доказать мне, что в данном вопросе болгарам доверять нельзя.

Прав был фон Гетцендорф, когда заявлял, что, в конечном счете, вина за проблему вокруг Призрена и Приштины лежит не на военных, а на тех, кто формировал сам политический союз, и, прежде всего, на австро-венгерском правительстве, забывшем хоть как-то обозначить в тексте договора названия тех завоеванных земель, которые Болгарии не предназначались. Забывчивость же эта объяснялась тем, что на Балльплац[29] в Вене тогда еще не приняли решения по урегулированию балканского вопроса, поскольку по нему интересы Австро-Венгерской империи в целом и мадьяров в отдельности находились в непримиримом противоречии.