Четыре года в австро-венгерском Генштабе. Воспоминания полномочного представителя германского Верховного командования о боевых операциях и закулисных соглашениях. 1914—1918

В то же время представители Центральных держав в Бухаресте в своих оценках румынской позиции твердо уверены не были. Так, австро-венгерский дипломат граф Оттокар Чернин, скорее всего убежденный в том, что Румыния надолго нейтральной не останется и повернется лицом к предполагаемому победителю, сообщил тем не менее 25 августа, что никаких оснований для беспокойства пока не существует. В таком же оптимистичном ключе докладывал и германский посланник.

Однако австро-венгерское Главное армейское командование о состоянии дел в Румынии было осведомлено очень хорошо и не питало в отношении нее никаких иллюзий. И хотя оно прекрасно знало о мнении руководства страны о Румынии, как и о том, на чем оно основывалось, присоединяться к нему не спешило. А вот фон Фалькенхайн до самого последнего момента не верил в то, что Румыния выступит на стороне Антанты, и никакие даже самые достоверные донесения не могли убедить его в этом.

Когда 27 августа я сообщил ему по телефону об объявлении войны румынами, он сначала в это не поверил, и мне пришлось взять на себя ответственность за достоверность этой информации, прежде чем он согласился доложить об этом императору. Император тоже воспринял данное известие как гром среди ясного неба, поскольку в оценке состояния румынских дел целиком полагался на мнение фон Фалькенхайна.

После этого фельдмаршала фон Гинденбурга направили в Пщину для участия в совещании по оценке изменившейся обстановки. Фон Фалькенхайн же увидел в этом свидетельство пошатнувшегося к нему доверия и, сделав соответствующие выводы, заявил, что готов передать руководство Верховным командованием фон Гинденбургу и Людендорфу. Он на самом деле подал прошение о своей отставке, и когда фон Гинденбург прибыл в Пщину, то уже занимал пост начальника германского Полевого генерального штаба, а Людендорф, получивший звание генерала от инфантерии, стал его первым заместителем.

Конечно, мнения о его превосходительстве фон Фалькенхайне в будущем будут весьма различны. Однако никто не сможет оспорить его выдающиеся умственные способности и ярко выраженный полководческий талант. Вместе с тем кое у кого порой возникает мнение, будто бы фон Фалькенхайн воспринимал и рассматривал возражения других ведомств не с профессиональной точки зрения, а исходя из личных амбиций. А это привело к появлению утверждений о том, что он стремился добиться своего даже там, где по чисто техническим причинам был, бесспорно, не прав.

Однако не следует забывать, что назначение фон Фалькенхайна начальником Генерального штаба в свое время стало полной неожиданностью. Ему еще предстояло доказать, что выбор действительно пал на подходящего человека, и, судя по всему, стремление доказать правильность этого выбора стало делом его чести.

Под Горлицей союзники одержали победу, в которой заслуга немецких войск и германского командования была несомненной. Неоспоримой являлась также и заслуга обоих гГенеральных штабов в принятии соответствующего решения и организации победоносной операции. Причем кайзер Вильгельм II решительно признал роль в этом своего начальника Генерального штаба. Фон Гетцендорф же также не захотел оставаться в тени и склонил своего Верховного главнокомандующего подтвердить его права на эти заслуги.

В дальнейшем и на Востоке, и на Балканах фон Гетцендорф и фон Фалькенхайн всегда действовали рядом друг с другом. Причем оба с явным осознанием силы своего положения. При этом фон Гетцендорф с болезненным постоянством заботился о престиже своей страны, стремясь на самом деле обеспечить тем самым независимость своей персоны. Фон Фалькенхайн же был твердо убежден в превосходстве Германии и ее неоспоримом праве на лидерство в ведении войны. Поэтому со временем один стал воспринимать другого как ненужный балласт и тормоз в осуществлении необходимых решений, вследствие чего они начали мешать друг другу. Каждый из них сам по себе принялся искать путь к успеху – один через операции под Азиаго, а другой – под Верденом, но пересеклись эти пути в конечном итоге под Луцком.

При этом оба поступали неверно. Фон Гетцендорф выступал против самой четкой формы общности – единого немецкого Верховного командования, постоянно отстаивая суверенные права и ставя во главу угла престиж. Фон Фалькенхайн же, хотя и стремился к достижению правильной цели, уклонился от прямого ее решения и стал прибегать к помощи, которая была истолкована превратно.