В эти дни, как уже отмечалось, проходили переговоры и с Румынией, которым предшествовала довольно странная история. Дело заключалось в том, что германская политика основывалась на неприятии румынского короля Фердинанда I как недостойного занимать румынский трон, хотя он и происходил из династии Гогенцоллернов. При этом император Австро-Венгрии Карл I и его министр иностранных дел придерживались другого мнения.
В своей заботе о сохранении династии Габсбургов они боялись, что свержение любого правителя нанесет серьезный удар по самой идее легитимности королевской власти. Поэтому по совету графа Чернина император Карл I решил вмешаться лично. В то время как армейские командования обсуждали, как военным путем принудить Румынию стать более миролюбивой, бывший военный атташе в Бухаресте полковник австро-венгерского Генерального штаба Ранда при соблюдении строжайшей секретности отправился в Яссы, чтобы от имени императора Карла I предложить тому начать переговоры. Взамен кайзер гарантировал ему сохранение короны, поскольку, по мнению Карла I, для защиты идеи легитимности королевской власти монархи всех стран должны объединяться.
Причем Германии о подобном шаге ничего известно не было. И на это имелись свои причины – она слишком резко на такое отреагировала бы. Поэтому о подобных разногласиях в Вене при императоре Карле I предпочитали умалчивать. Но одно можно сказать наверняка – противник в самый неподходящий для нас момент всегда замечал расхождение в намерениях Центральных держав. И эту «заслугу» в полной мере могли приписать себе император Карл I и граф Чернин.
Переговоры с Румынией проходили напряженно. Ведь в свое время она присоединилась к нашим врагам без какой-либо веской причины, исходя только из жажды завоеваний, и потерпела поражение в честном бою. Для нее война закончилась, но Центральным державам приходилось ее продолжать. Поэтому Румынию надлежало лишить по крайней мере тех элементов, которые представляли собой постоянную опасность и при подходящем случае могли возобновить сопротивление. К таковым же элементам относились королевский дом, посланники Антанты и армия.
Однако из этого ничего не вышло. Те пути, которые должны были сохранить противнику лицо, явились дорогой не к миру, а к новым набегам. При этом корректировка границ, которую Венгрия считала необходимой для защиты от румынских «попыток освобождения», также стала жертвой лозунга «мира без аннексий». Вдобавок ко всему, опираясь на лозунг «права наций на самоопределение», Румыния в 1918 году захватила Трансильванию, где проживали немцы и венгры. И это при продолжавшихся утверждениях наших врагов, что именно предлагавшиеся нами условия мира основывались только на праве сильного, тогда как Антанты – на соблюдении законов права и справедливости. Кто же не верит в это, заклинала вражеская пропаганда, является просто варваром, бошем[80]
или гунном.Румыния была вынуждена уступить только по вопросу о Добрудже. Причем если бы Центральные державы могли решать его в одиночку, то и здесь они создали бы румынам пути для сохранения их лица. Однако уважение к позиции Болгарии заставляло наших миротворцев проявлять по данной проблеме совершенно несвойственную им энергию[81]
. Тем не менее дальнейшая судьба Добруджи, к сожалению, так и осталась нерешенной, что окончательно испортило настроения в самой Болгарии и осложнило положение доброжелательно настроенного к нам болгарского премьер-министра Василя Радославова, облегчив одновременно ведение соответствующей пропаганды Антантой и ее сторонниками. Не случайно немецкий офицер связи постоянно обращал внимание своего руководства на то, что решение вопроса о Добрудже окажет гораздо более сильное влияние на верность Болгарии своему союзническому долгу, чем любые красивые слова.Ранее уже говорилось, что у Центральных держав перед началом переговоров в Брест-Литовске в отношении будущего Польши возникли разногласия. Новый же вариант решения польского вопроса, так называемое «решение по кандидатам», согласно которому Польша могла выбрать себе правителя из Германии или Австрии при полном сохранении своего права на самоопределение, ничего существенного в имевшихся разногласиях тоже не изменил. Спорным по-прежнему оставался прежде всего вопрос о переустройстве прусско-польской границы.
Во время перерыва в брестских переговорах польский вопрос в начале января 1918 года снова обсуждался в Берлине. Тогда после доклада генерала Гофмана, на котором Людендорф не присутствовал, кайзер Вильгельм II в вопросе о границах, по-видимому, решил уступить и требовать только учета экономических интересов.