Четыре войны морского офицера. От Русско-японской до Чакской войны

Тут уже зевать нельзя. С первыми звуками трубы вахтенный начальник бросает в воду большой футбольный мяч, стараясь закинуть его как можно дальше, и одновременно с мячом летят в воду, поднимая фонтаны алмазных брызг, здоровые мускулистые тела. Точно лягушки, потревоженные на берегу пруда, матросы кидаются в воду головой вниз, кто – с верхней площадки трапа, кто – с коечных сеток, кто – с полубака, а там, смотришь, какой-нибудь хороший пловец и ныряла, взобравшись на крыло ходового мостика, перешагнет через поручень, постоит мгновение, точно в нерешительности, и потом, перекрестившись, поднимет руки над головой; вот спина его медленно отделяется от поручня, но ноги еще стоят на краю мостика, тело медленно клонится вперед, прямое, как стрела; вот уже и ноги отделились от упора, и пловец, сдвинув руки и ноги в одну прямую линию, красиво летит головой вниз с тридцатифутовой высоты. Не умеющие плавать – их всего несколько человек – вооружившись пробковыми нагрудниками, нерешительно спускаются, держась за леер, в воду по выстрелу.

В воде – столпотворение вавилонское: плеск, визги, смех и покрывающий весь этот гомон звонкий лай Джека. Он в воде уже с первых же нот сигнала «движение вперед», кинувшись в воду вслед за мячом с нижней площадки трапа. Плавает он как рыба. Быстро работая своими лапами с кисточками и, высунув из воды лишь черную усатую морду, гоняется он за мячом, громким лаем выражая свою не то радость, не то досаду, когда какой-нибудь шустрый пловец раньше его доплывает до мяча и отшвыривает его куда-нибудь подальше, в сторону. Джек круто кладет лево или право на борт, и вот его лапки снова быстро-быстро работают в воде, точно плицы колесного парохода, давшего полный ход. Вот он доплывает до мяча и начинает тыкать в него мордой, стараясь ухватить его зубами. Но не тут-то было: большой, надутый, круглый шар отскакиваешь от джекиного черного носа, а ухватить его не за что. Джек упорно гонит его вперед, пока новый соперник не отшвырнет его далеко в сторону. Громким лаем выражает Джек свое одобрение, и вновь поворачивает за мячом.

Да, это вот игра, а не то что прыганье через лютеровскую палочку или таскание чужих фуражек!

Вылезает он из воды последним. В сущности говоря, он не вылезает, а его вытаскивают за шиворот, ибо нижняя площадка трапа настолько высока, что вылезти на нее без посторонней помощи он не может. Когда он медленно поднимается по ступенькам трапа, с него потоками течет вода, но он не спешит отряхиваться; он это делает, разбрасывая вокруг себя на далекое расстояние мелкие брызги, не иначе как на шканцах. Если в эго время поблизости оказывается вахтенный начальник, Джек обрызгивает его безукоризненно выглаженный белый костюм, как из пульверизатора.

– Джек, мерзавец! – кричит вахтенный начальник и кидается к нему, чтобы дать ему пинка, но слово «мерзавец» Джеку тоже хорошо известно, и зная, что оно обычно служит прелюдией перед пинком, он спасается бегством на бак или в кают-компанию, смотря по тому, куда открыт путь к отступлению.

А что за аппетит разыгрывается после купанья!

И, точно нарочно, чтобы подразнить бедную собаку, в камбузе в это время режется мясо на пайки, и оттуда несутся такие запахи, что так бы и вскочил на горячую плиту и заглянул бы в стоящие на ней кастрюли.

Но вот горнист играет – «к вину и обедать!»

Джек, еще влажный после купанья, бежит в кают-компанию. Боже, что за запахи обоняет его черный носик!

Самый добрый из всех, это – старший механик Лилеев, которого все называют чифом. Джек садится на задние лапы и, умильно глядя на своего друга, машет обеими передними лапами.

– Проси голосом! – приказывает Чиф.

– Гам, – немедленно отвечает Джек.

– Громче, не слышу!

– Гам, гам…

– Еще громче!

Джек начинает оглушительно лаять, дрожа от нетерпения. И что это за манера издеваться над бедной и голодной собакой!

Наконец Чиф слышит собачью просьбу, и в пасть Джеку летит вкусный кусочек, который он ловко ловит на лету. Пустое собачье брюхо так настойчиво просит еды, что Джек посылает туда полученный кусок, даже не разжевывая его, и вновь машет перед Чифом передними лапами и, уже не ожидая приказания, просит голосом. Чиф бросает ему еще несколько кусочков, но затем гонит его от себя:

– Ну, хватит с тебя… Иди теперь к Шнакенбургу.

К артиллерийскому офицеру Шнакенбургу Джеку идти не хочется, ибо он отлично знает, что этот заставит его просить голосом до хрипоты, а потом начнет кормить одними хлебными шариками. Поэтому, отойдя от Чифа, он предпочитает задержаться перед доктором Меркушевым. С доктором у него особенно интимные отношения. Нежные к нему чувства Джека объясняются не только тем, что доктор берет его с собой, когда идет пешком в Канею или, взгромоздившись на осла, отправляется в горную экскурсию на Малаксу. Их дружба зародилась на почве профессиональной деятельности доктора, с которой Джеку как-то пришлось познакомиться близко.

Дело было так.