Читаем Четырнадцать дней полностью

Он пролистал засаленную папку и сверился с картой Уэллсли, мусоля страницы и бормоча себе под нос; потыкал грязным пальцем туда-сюда, набросал список и снова сверился с картой.

«Будешь доставлять пятнадцать газет „Глоуб“ и одну „Нью-Йорк таймс“. Одна „Глоуб“ для вашего дома. Вот остальные адреса. Пусть мать провезет тебя на машине, чтобы ты сообразил, как лучше составить маршрут».

«Хорошо, сэр».

«А теперь смотри, как нужно сворачивать газету». Толстяк взял замызганный демонстрационный экземпляр и показал, как его складывать: «Вот так». Потом сунул руку под стол, вытащил белую холщовую сумку с выполненной готическим шрифтом надписью «Бостон глоуб» и шлепнул ее на стол: «Держи».

Я с восторгом взял ее и повернулся к дверям.

«И чтобы никаких жалоб! – рявкнул он мне вслед. – Если бросишь газету на лужайку, на тебя нажалуются. Если газета промокнет, опять нажалуются. Если поздно принесешь, тоже нажалуются. А когда на тебя жалуются, ты получаешь розовый квиток. Три розовых квитка – и ты уволен. Все ясно?»

Я вышел из офиса с сумкой, перекинул ее через плечо и направился домой. Сумка выглядела стильно. Это вам не какая-то дурацкая «Уэллсли таунсмэн», это аж «Бостон глоуб»!

Мне не терпелось похвастаться, и я позвонил своему другу Чипу. Я до сих пор помню, как меня обидела его реакция. «Ой, пожалеешь, – покачал он головой, осуждая мой безумный поступок. – Ты будешь мокнуть под дождем, тебя будет засыпать снегом, за тобой будут гоняться все собаки. Они просто спят и видят, как бы вонзить клыки в твою задницу».

В понедельник я встал очень рано, еще до рассвета. Ух, ну и денек! С первыми лучами солнца на крыльцо с глухим стуком шлепнулся сверток, и рассыльный уехал, взвизгнув шинами. Я раскрыл пачку газет – еще теплых после печатного пресса, с запахом бумаги и краски, – особым образом свернул каждую и аккуратно сложил в сумку. С сумкой на плече я выкатил из сарая велосипед, загодя смазанный, проверенный и накачанный, и, едва побледнело небо над вязами, отправился в путь.

Утро выдалось прохладное, и я проехал по своему маршруту за сорок минут. Когда вернулся, в доме все еще спали. Из любопытства я взглянул на нашу газету, и мое внимание привлек заголовок: «СЕНАТОР МЁРФИ ЕДВА СПАССЯ ОТ БОМБЫ».

«Повсюду кровь, кровь капает со стен и течет на улицу…» – так начиналась статья, блестяще описывавшая взрыв бомбы террористом в стране под названием Вьетнам. Американского сенатора чуть не разорвало на куски. Разумеется, я слышал про Вьетнам и знал, что там идет какая-то война, но сознанию одиннадцатилетнего мальчика она представлялась далекой и смутной. В конце 1967 года в Уэллсли война воспринималась как фоновый шум, как нечто весьма отдаленное, – воевал в ней кто-то другой. Никто из наших знакомых точно не принимал в ней участия. Однако капающая со стен кровь показалась мне вовсе не далекой и смутной, и статью я прочитал с нездоровым любопытством. Затем открыл спортивный раздел: «Ред сокс» заняли первое место.

Голос Рэмбоза задрожал от эмоций.

– Тогда как раз начинался сезон «недостижимой мечты». Казалось, что «Ред сокс» на пути к вымпелу Американской лиги – впервые с 1946 года. Вы не представляете, насколько это было важно для одиннадцатилетнего мальчишки.

Став уважаемым разносчиком «Бостон глоуб» в нашем районе, я начал проявлять интерес к новостям как к своей собственности. Каждое утро, завершив доставку, я просматривал газету и читал про войну во Вьетнаме и про «Ред сокс». Каждую субботу я ездил на велосипеде в «Уэллсли ньюз», отдавал толстяку шесть квитков и получал от него три доллара, которые клал в жестянку, спрятанную в тайнике за стенной панелью в моей комнате. Я понятия не имел, зачем мне деньги, ведь родители покупали мне все, что я просил. Я просто хотел денег – да побольше! Из меня растили справного маленького капиталиста.

Однако Чип оказался прав: за мной действительно гонялись собаки. Каждое утро на середине маршрута злобный терьер бросался с крыльца и гнался за моим велосипедом. Его хозяйка, старушка, стояла на крыльце, ругая пса слабым голосом и выкрикивая неискренние извинения, пока мерзкая шавка бежала рядом, прыгала и пыталась укусить сумку. Иногда псу удавалось в нее вцепиться и повиснуть на крепко стиснутых челюстях, болтаясь туда-сюда, как маятник, пока я отчаянно крутил педали и пытался его стряхнуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза