Чилийский поэт

Как современные чилийские поэты ведут диалог с таким литературным наследием? Каково быть поэтом в стране, единственное преимущество которой, похоже, поэзия? Грегг попросил Прю взять интервью у поэтов, не известных англоязычным читателям, причем постараться охватить широкий спектр независимо от возраста, чтобы максимально передать атмосферу и место действия.

– Мы откроем множество «Диких детективов»[25]

, – заявил Грегг, воочию представляя себе напечатанную в журнале статью. Его настрой значительно превосходил энтузиазм Прю.

Маленький чулан с отдельной дверью традиционно служил естественным хранилищем всякого хлама, пока Карле не исполнилось восемнадцать лет, и она, собираясь поступать в университет, не убедила родителей, что ей требуется чуть-чуть независимости. Помещение освободили, покрасили, отремонтировали крошечную смежную ванную, и Карла решила, что будет проводить много времени в комнатушке, которую радостно называла «моим домом». Место это было не таким уж независимым от остального строения, поскольку приходилось пользоваться общей входной дверью, пересекать кухню и делать не менее двадцати шагов, чтобы попасть в маленькое неотапливаемое помещение. Однако не требовалось быть профессиональным спортсменом, чтобы сократить путь, преодолев не очень высокую боковую стену во дворике. Так Леон и поступил трижды: первый раз, когда у них случился половой акт без презерватива, второй – с презервативом, и третий, когда вместо секса произошла безнадежная встреча, на которой они горячо обсуждали, что же им теперь, черт возьми, делать.

Крошечная комнатка снова превратилась в чулан, пока Гонсало не поселился у Карлы и не завладел им. Он купил письменный стол, повесил полки на стенах и стал пышно именовать это помещение своей «мастерской» или «кабинетом», хотя для остальных оно оставалось просто «комнатенкой». А когда Карла начала изучать фотографию, она решила переоборудовать чулан в темную лабораторию (которую нарекли, конечно, «темницей»). Впрочем, она прослужила всего несколько месяцев, поскольку цифровая фотография уже начинала вытеснять обычную.

Через несколько недель после их расставания два приятеля Гонсало явились за его пожитками, которые в основном состояли из книг, теснившихся на полках. Они оставили красивый письменный стол, не самый удобный стул и новенький матрас. В то утро Висенте не выходил из своей комнаты. Увидев в окно отъезжающий фургон, Карла ворвалась в комнатенку, и зрелище пустых полок показалось ей мрачным и душераздирающим. Она уставилась на белые места на стенах и смущенно подумала о том, что исчезнувшие книги защищали краску, а теперь стены выглядят обнаженными и ранимыми. Карла погладила обеими руками следы бывшей библиотеки и мысленно сравнила неровные линии, идущие вверх и вниз, повторяя формат книг, с бесполезными горизонтальными лестницами.

Висенте, сидя на матрасе, размышлял о том, что если он потрет веки сильнее, чем обычно, и тем самым увеличит радужный завораживающий электрический хаос перед глазами, то, когда он снова их откроет, все книги появятся на своих местах. Он тут же устыдился этой мысли, слишком детской даже для двенадцатилетнего мальчугана, и все же поступил еще более по-детски: вышел из комнаты с закрытыми глазами, ощупывая пространство, как слепой. Не сумев заснуть, он вернулся в комнатенку посреди ночи и лег на матрас. Там в четыре утра Карла и нашла его. Она попыталась взять Висенте на руки, но не смогла поднять, поэтому разбудила и повела к своей кровати – ковыляющего, как со сломанной ногой. Ее кровать теперь принадлежала только ей одной. Висенте проснулся в полдень со смутным впечатлением, что мать как-то извлекла его из той комнатки.

В последующие дни Висенте время от времени навещал крошечное помещение, пока не собираясь превратить его в свое. Иногда он валялся на матрасе, ни о чем не думая, а иногда вспоминал Гонсало, не то чтобы соскучившись по нему, но в состоянии какого-то грустного оцепенения. Он считал, что его отчиму, или бывшему отчиму, не следовало забирать с собой книги, хотя они и были его собственностью. Конечно, они появились вместе с ним и так же исчезли, однако Висенте все же полагал, что Гонсало поступил несправедливо. Нельзя сказать, что мальчик особенно ценил книги, принадлежавшие именно Гонсало, хотя иногда, когда отчим работал, он заходил в комнатку, разглядывал полки и собирался когда-нибудь все это прочесть. Намерение было смутным, вероятно, вызванным гораздо более четким ощущением, что библиотека всегда будет находиться здесь, как и сам Гонсало.