Чилийский поэт

– Разумеется, вопрос о кончине Неруды важен, но это всего лишь одно из преступлений диктатуры, – заметил Пато. – Таких нераскрытых преступлений множество.

– Тем не менее до сих пор не доказано, что это все-таки убийство, – возразила Прю.

– Согласен, но данная проблема решается, как дважды два четыре.

– Так, значит, интерес к Неруде сохраняется.

– Я, например, заинтересован в выяснении всех преступлений диктатуры. И да, Неруда – символ. Как поэт он важен, но есть много других более крупных поэтов. Никто теперь не читает произведений Неруды.

– Но он же великий поэт.

– Бесспорно, ведь сам я – стипендиат «Фонда имени Неруды».

Пато подробно рассказал Прю об этой организации, пояснив, что литературная мастерская работает непосредственно в доме поэта в Бельявисте. Он отметил, что все значимые поэты последних поколений прошли через дом Неруды.

– Доводилось тебе слышать о Поле Уоллсе, Леонардо Сануэсе, Жермене Карраску?

– Нет, – то ли с любопытством, то ли из вежливости ответила Прю.

– А как насчет Эктора Эрнандеса, Джона Сантандера Лойяля, Полы-И-Коровы? Тебе попадались их стихотворения, ты их читала?

– Наверное, нет.

– А знакомо ли тебе творчество Уильяма Валенсуэлы? Александры Речной?

– Нет, – призналась почти подавленная Прю.

– А Ральфа Блондина, Хавьера Красавчика?

Перевод на английский имен собственных специально для Прю стал, наверное, самым глупым поступком Пато за всю его недолгую и непредсказуемую жизнь. Он продолжил жонглировать фамилиями, список которых все удлинялся. Внешне Прю казалась заинтересованной, но на самом деле, конечно, нет. Пато выглядел в глазах Висенте смешным и назойливым, и он на какое-то мгновение возненавидел его.

– Не все хорошие поэты прошли через фонд Неруды, – неожиданно вмешался Висенте на испанском.

– Что? – переспросил его Пато по-английски.

– А то, что не все достойные попадают в этот фонд. Вспомни, например, провинциальных поэтов.

– Ладно, – согласился Пато, – не все, но и немало.

Друзья наконец-то открыто проявили свой гонор, как драчливые дети, но дальше спор не пошел.

– Вы похожи на персонажей вашего литератора Боланьо[22], – впервые произнесла Прю по-испански.

Это прозвучало как комплимент, она не собиралась их обидеть, но ни Пато, высокомерно взглянувшему на нее, ни Висенте, который странно улыбнулся, не понравилось сравнение с персонажами Боланьо или кого-то другого.

– Да не был он великим поэтом, этот Боланьо, – заявил Пато тоном, не терпящим возражений.

– Тебе он не нравится?

– Я не знаю его романов, но прочитал несколько поэм, которые мне совсем не понравились, – сказал Пато. – В поэзии все поставлено на карту. Если ты хороший поэт, то сможешь сочинять и романы, чтобы заработать деньжат, ведь писать прозу легче. Я и сам когда-то подумывал взяться за романы, однако не существует ничего печальнее прозаика, пишущего плохие стихи. Наверно, Боланьо понимал это, ведь, судя по его интервью, дураком он не был.

Прю смотрела на Пато с неподдельным интересом, ее забавлял его самоуверенный и непреклонный тон.

– А ты читал книги Боланьо? – обратилась Прю к Висенте.

– Так ты, оказывается, говоришь по-испански?

– Чуть-чуть. Читал ли ты Боланьо?

– Только стихи. А ты?

– Читала, но не стихи, а несколько романов и рассказов.

– Мне его стихотворения понравились, – признался Висенте. – Конечно, это не Энрике Лин, но у него собственный взгляд и стиль.

– Генри Лин, – сказал Пато, – и ты, Висенте, должен произносить именно так, иначе америкоска решит, что ты имеешь в виду Трибилина[23].

Уточнение явно идиотское, ибо для Прю друг Микки Мауса был не Трибилином, а Гуфи, но Пато все же добился своей цели – прервать краткий обмен фразами между Висенте и Прю. Воспользовавшись моментом, Пато пригласил ее в ближайший бар, причем не пояснив, пойдет ли с ними Висенте. Прю заметила, что Висенте все еще робок, ошеломлен или опустошен, и подумала, что была к нему несправедлива. А может, и справедлива: она ведь не хочет повторить то, что было минувшей ночью. Впрочем, не совсем уверена, что не хочет, но теперь Висенте выглядел в ее глазах настоящим ребенком. Прю захотелось еще раз поблагодарить его за проявленную заботу, которой она была лишена в последнее время, и за то, что он выслушал ее, хотя и плохо понимал. К тому же она подумала: быть может, стоило поблагодарить его за несколько ее оргазмов, однако за них благодарить не принято. И Прю заявила, что пойдет в бар, только если втроем. Пато воспринял условие как благоприятный намек на возрождение проекта «любви втроем», хотя и предпочел бы провернуть авантюру без участия Висенте.