Чингисхан

Гильом де Рубрук восхищался, как красиво и удобно могут женщины обустроить быт кочевников: «Женщины устраивают себе очень красивые повозки, которые я не могу вам описать иначе, как живописью; мало того, я все нарисовал бы вам, если бы умел рисовать. Один богатый Моал [82], или Татарин, имеет таких повозок с сундуками непременно 100 или 200; у Бату [83] 26 жен, у каждой из которых имеется по большому дому, не считая других, маленьких, которые они ставят сзади большого; они служат как бы комнатами, в которых живут девушки, и к каждому из этих домов примыкают по 200 повозок. И когда они останавливаются где-нибудь, то первая жена ставит свой двор на западной стороне, а затем размещаются другие по порядку, так что последняя жена будет на восточной стороне, и расстояние между двором одной госпожи и другой будет равняться полету камня. Таким образом, один двор богатого Моала будет иметь вид как бы большого города, только в нем будет очень немного мужчин. Самая слабая из женщин может править 20‐ю или 30‐ю повозками, ибо земля их очень ровна. Они привязывают повозки с быками или верблюдами одну за другой, и бабенка будет сидеть на передней, понукая быка, а все другие повозки следуют за ней ровным шагом. Если им случится дойти до какого-нибудь плохого перехода, то они развязывают повозки и перевозят их по одной. Ибо они едут так медленно, как ходит ягненок или бык».

О женском костюме

Гильом де Рубрук, описывая женский костюм, начинает именно с того, что он почти не отличался от мужского: «Платье девушек не отличается от платья мужчин, за исключением того, что оно несколько длиннее». Обычно историки и бытописатели толкуют такое сходство как знак равенства полов. В обществах, где женщина закрепощена, ее костюм обычно менее удобен и практичен.

Рубрук добавлял, что у монголов «все женщины сидят на лошадях, как мужчины, расставляя бедра в разные стороны, и они подвязывают свои куколи по чреслам шелковой тканью [84]

небесного цвета, другую же повязку прикрепляют к грудям, а под глазами подвязывают кусок белой материи; эти куски спускаются на грудь», – очевидно, таким образом монголки старались избежать воздействия на кожу лица солнечных лучей и степной пыли.

По мере того как нарастало социальное неравенство, становились все более явными и различия в костюмах и положении женщин. Знатные монголки познали вкус роскошной жизни. Жены сыновей и внуков Чингисхана поверх платьев теперь носили просторные халаты на птичьем пуху. Их широкие и длинные полы волочились по земле, поэтому, когда монголка в таком наряде шла по улице, то требовалось две рабыни, чтобы поддерживать ее наряд.

Путешественники отмечали, что женский костюм был намного ярче и богаче мужского. Монголки носили широкие платья из тонкого войлока, вышитые бисером.

После завоеваний Чингисхана монголы стали лучше питаться и, как следствие, пополнели. Причем женская полнота не считалась недостатком: ведь она свидетельствовала о достатке. Рубрук отмечал, что «все женщины удивительно тучны; и та, у которой нос меньше других, считается более красивой. Они также безобразят себя, позорно разрисовывая себе лицо. Для родов они никогда не ложатся в постель», – внезапно добавляет он.

Под фразой, что монгольские женщины «разрисовывали себе лицо», следует понимать то, что они пользовались нехитрой косметикой. Рубрук писал, что они «мажут лоб желтыми белилами», а Рашид ад-Дин упоминал «убчиртай» – красный плод, которым женщины натирали лица вместо румян.

Шапочка гу-гу

Конечно, и жены аратов, и жены нойонов много ездили верхом, поэтому даже знатные монголки вынуждены были жертвовать пышностью костюма в угоду его практичности. Но было нечто такое, что выделяло супругу нойона из толпы женщин – ее необыкновенная шапочка. Плано Карпини рассказывает:

«Замужние же женщины носят один кафтан очень широкий и разрезанный спереди до земли. На голове же они носят нечто круглое, сделанное из прутьев или из коры, длиною в один локоть и заканчивающееся наверху четырехугольником, и снизу доверху этот убор все увеличивается в ширину, а наверху имеет один длинный и тонкий прутик из золота, серебра или дерева, или даже перо; и этот убор нашит на шапочку, которая простирается до плеч. И как шапочка, так и вышеупомянутый убор покрыты букараном или пурпуром, или балдакином. Без этого убора они никогда не появляются на глаза людям, и по нему узнают их другие женщины. …Шапочки у них иные, чем у других народов; описать, понятно, их вид мы бессильны».