Чистые сердцем

Натан выглядел смущенным. Он и был смущен. Он никогда не знал, как реагировать, когда старший инспектор время от времени заводил разговор о своей неполноценной сестре, так что он просто предпочитал менять тему. «Как и все остальные», – подумал Саймон.

– Пару машин угнали прошлой ночью… Та же история, все дорогие, один «Ягуар», один «Рэндж Ровер»… Одну из гаража, одну с подъездной дорожки у дома. Никто ничего не видел и не слышал… Чисто, как трель соловья.

– Машины сейчас в список моих приоритетов даже близко не попадают. Пусть с этим разбираются патрульные. От вас мне нужно, чтобы вы рыли дальше; все случаи за последние три года, когда дети сообщали о том, что кто-то ошивался рядом с ними или незнакомцы с ними заговаривали… Что угодно. И надо еще раз провести проверку по стране. Я ищу нераскрытые дела… Похищения детей или когда дети исчезали на короткий промежуток времени, потом были найдены живыми, но не в состоянии дать показания. Помнишь дело Блэка? Он путешествовал по стране в фургоне, и детей, которых он убил, находили очень далеко от дома. Он подбирал их там, где проезжал, ни от чего больше не отталкиваясь. Может, кто-то делает то же самое?

– У нас проводится очень много такого рода проверок, босс.

– Значит, я хочу, чтобы их проводилось еще больше, понятно? Что там насчет постера на стене у Брента Паркера, кстати?

– Вы не поверите. Он внезапно вспомнил, что действительно его туда повесил, – чтобы он служил напоминанием, как он говорит. О том, что может случиться. Говорит, ему нужно было себе об этом немного напомнить.

– Ты веришь ему?

Натан сделал паузу. А потом заговорил, будто подражая Серрэйлеру:

– Да, босс. Это смешно. Но я верю.

– Ладно. Тогда и я верю. А теперь иди отсюда.

Натан ушел. Старший инспектор почти никогда не повышал голоса. Когда он это делал, это, скорее всего, значило, что он в бессильной ярости на самого себя, чем на кого-либо другого, но все равно на пути у него лучше было не попадаться. Серрэйлер всегда производил на Натана впечатление человека, который большую часть времени остается спокойным и приятным, но при этом сдерживает внутри себя бурлящий котел, готовый однажды взорваться совершенно потрясающим образом.

– Секс, – сказала Эмма, когда он однажды об этом упомянул.

– Я не думаю, что он у него есть.

– Хрень какая.

– Ты хочешь мне сказать, что ему нужна хорошая женщина?

– Что-то в этом роде.

Двадцать шесть

– Я покрасила ей ногти, ты видела? Этим розовым лаком, с блестками… Они теперь так красиво выглядят.

Ширли отдала свой зонтик Розе, пока доставала ключи и открывала дверь. Ветер и дождь били им в спины.

– Я не понимаю, зачем ты так стараешься, она же даже не понимает. Она ничего не замечает.

– Она заметила твой шарик.

Они зашли внутрь, когда буря завладела дверью и со всей силы захлопнула ее за ними.

– Снимай с себя все и неси на кухню. Я промокла насквозь, с меня вода буквально льется.

Через десять минут занавески были задернуты, свет и отопление включены, и они уютно устроились на кухне. Иногда, после долгой дневной смены, Роза оставалась у Ширли поужинать и поспать на ее диване, чтобы сэкономить на поездке на автобусе через весь город. Она могла бы спать на одной из кроватей в комнате для персонала, но там было неудобно и к тому же в конце рабочего дня ей хотелось уйти из этого здания. Это было странно – бунгало располагалось совсем рядом, через лужайку от Дома, его можно было увидеть в окно, но все же здесь был совсем другой мир.

Этот мир, который Розе нравился, особенно по сравнению с теснотой и духотой ее семейного дома с валяющимися повсюду компьютерными прибамбасами и музыкальными приемниками ее братьев, ярмарочным вязанием ее бабушки и черными сумками с товарами, которыми торговала на рынке ее мать. Ширли заходила на чай один или два раза и сказала, что ей нравится снова быть частью семьи, но там было негде поговорить, везде стоял шум, работал телевизор или играла звуковая система. Здесь было лучше.

– Забавный денек.

У них были свои ритуалы. Каждый раз, когда они возвращались с этой смены, у них был завтрак, в половину девятого вечера. Ширли брала яйца, бекон и помидоры из холодильника, Роза ставила чайник и резала хлеб. Ветер не переставая гремел хлипкими металлическими оконными рамами, дождь лил как из ведра.

– Я не знаю, как ты выдерживаешь тут одна, под скрип и вой всех этих деревьев. Я бы с ума сошла от страха.

– Господь и его ангелы присматривают за мной. Слава им. Я не знаю, чего можно бояться в небольшом ветре.

– Ты правда думаешь, что ей понравился шарик?

– Ты видела ее лицо? Она ему порадовалась.

– Бедняжка.

– Я думаю, у нее действительно был очень хороший день… Все эти подарки, цветы, которые принес старший инспектор, и то, что почти вся ее семья пришла навестить ее.

– Бедная миссис Фокс. Никто не приходил навестить ее четыре года, а теперь ее нет.

– Это было к лучшему, Роза, теперь она с Господом, а жизни у нее все равно не было. Здесь ничего не оставалось, только оболочка. У Марты есть гораздо больше.