– Это правда.
Он снял свои влажные штаны и рубашку и переоделся в сухое. Ему едва хватало места, чтобы развернуться в комнате, которую он делил со своим племянником.
Ему не надо было звонить Картеру, не надо было слушать его. От Картера были одни неприятности. Однажды он уже разрушил его жизнь. Зачем давать ему второй шанс?
Но причина была. Он оглядел сырую, неприбранную комнату с постерами с футболистами и звездами хеви-метала на стенах и шкафом, из которого вываливалась одежда и спортивное снаряжение его племянника. Все это венчала неустойчивая гора старых игрушек. А под кроватью у него валялось полдюжины грязных треников, и треники воняли. Вот в чем была причина, а еще в поросячьей роже его зятя.
К тому же, кто мог сказать, что этот автомобильный бизнес не был полностью кошерный? Ну, наверное, кто-то мог. Но он прозанимается этим год, может, полтора, до тех пор, пока не накопит столько денег, сколько ему нужно. И все будет отлично.
Он снова вернулся вниз со своей мокрой одеждой. У двери в гостиную он заглянул внутрь, чтобы посмотреть, до сих пор ли мужчина бродит по саду, но в телевизоре уже безумно мелькали мультики.
На кухне Мишель наливала в кружки с чайными пакетиками кипяток.
– Мы выставили эту сволочь, – сказала она, когда вошел Энди. – Полиция увезла его час назад.
– Куда?
Она пожала плечами.
– Меня это не волнует до тех пор, пока он где-то далеко. Нам он здесь не нужен.
– Проблема в том, что где-то он жить должен, – Энди повесил свои брюки на ручку духовки.
– Не понимаю, с какого перепугу. Будь моя воля, я бы их всех перевешала.
– Нет, это ты махнула, дорогая, кастрации вполне достаточно.
Мишель засмеялась.
Энди сел за стол и взял кружку в ладони.
– Ты еще видела Натана Коутса?
– Ага, он еще два раза являлся. Таким он стал заносчивым мелким засранцем, и все только потому, что он коп. Уж не знаю, с чего он таким стал, его брат никаких подобных номеров не выкидывал.
– Они не нашли еще того пацана, он не говорил?
– Я и не спрашивала. Но точно не найдут. Несчастный засранец будет лежать где-нибудь мертвый в канаве, и все повесят на какого-нибудь педика. Типа этого Брента Паркера. Что это еще может быть? – Она прикурила сигарету от газовой горелки. – Но из-за этого ничего не изменится, – сказала она.
– Что ты имеешь в виду?
– Люди, типа них, ну, ты понимаешь… Богатенькие семьи с Соррел-драйв… Это все ничего не меняет. Это тебя ни от чего не спасает. И ты становишься ровно таким же, как мы, когда дело плохо. А теперь поднимайте-ка свои задницы, оба, мне тут кое-чего надо сделать.
Двое мужчин ушли в гостиную, где телевизор стал черно-белым и спокойным и показывал старую романтическую комедию.
Энди подошел к окну. Дульчи выглядел жалким и заброшенным под дождем. Между бетонными плитами на дороге и по краям лезла трава. Потоки воды сбегали по сточным трубам квартир напротив и образовывали темные пятна. Не то чтобы он с тем же успехом мог бы быть в тюрьме. Не мог бы. И не будет. Но если он не сможет рассчитывать на что-то лучшее до конца своих дней, он кончит самоубийством. Хотя Мишель тоже была права. Он знал это. У них было то, чего он хотел, у этих людей, – большой дом в хорошем районе, дорогие машины, достойная работа, все то, чему ты завидуешь, когда живешь здесь, в Дульчи, все, чего ты хотел бы. Чего он хотел бы.
Но когда дело доходит до того, чтобы потерять своего ребенка однажды утром четверга, неизвестно из-за чего и из-за кого, все это ничего, мать твою, нисколечко не меняет.
Двадцать пять
– О, посмотри, дорогая… Такой красивый!
Ширли отработанным жестом облокотила Марту на одну свою руку, приподняла спинку и подушки другой и аккуратно вернула ее в прежнее положение. «Это было, словно обращаться с гигантской куклой», – подумал Саймон.
Его алые, оранжевые и желтые цветы были словно яркая клякса в этой пастельной комнате.
– Твой брат так добр к тебе. Хотелось бы мне, чтобы симпатичные мужчины приносили мне букеты. Я поставлю их в вазу, мистер Серрэйлер, хорошо?
– Спасибо, Ширли. Кто-нибудь еще приходил проведать ее?
– О, у нас тут была целая маленькая вечеринка этим утром. Мы собирались спустить ее вниз, но у нее немного текло из носа, а вы знаете, что с ней бывает, когда она простужается… И сейчас ходит какая-то особенно злая зараза. Так что она осталась здесь, наверху, а у нас была вечеринка, чай, торт, и свечи, и мороженое, а еще мы пели. Смотрите, Роза принесла ей блестящий шарик… Он ей нравится. Вам нужно было видеть ее лицо, когда она увидела его, она замахала руками, и ее глаза так ярко заблестели… И ей понравилось мороженое, и мы зачитывали ей открытки.
Комната его сестры была украшена шариками, цветами и красными ленточками, которые были привязаны к ее кровати и тумбочке. Они действительно любят ее, понял он, они заботятся о ней и присматривают за ней, и за это им платят, но они еще и любят ее.