Пара вместе изучала макет, и когда Карин приблизилась к ним, она почувствовала градус близости и интимного напряжения между ними, который прямо-таки поразил ее, хотя они стояли на приличном расстоянии друг от друга и увлеченно обсуждали то, что видели перед собой.
– Извините, боюсь, я могу предложить вам только это, чтобы вытереться, но они совершенно чистые.
– Спасибо вам большое, – он взглянул на Карин с улыбкой, которая полностью объясняла его привлекательность для любой женщины, даже для потрясающей красавицы настолько моложе его, чтобы быть его дочерью. Он тщательно вытер волосы одним полотенцем, а лицо и шею – другим, сделав при этом предельно недовольное лицо. Его жена посмотрела на него и покачнулась на каблуках, закатившись смехом; когда она это сделала, Карин заметила выражение, с которым он посмотрел на нее в ответ, – обожание, подумала она. Не совсем любовь, но однозначно безумное обожание.
– А теперь позвольте мы отдадим их куда-нибудь в стирку.
– Ради всего святого, нет, пожалуйста, – Карин протянула руки вперед в тот момент, когда Мэриэл вышла с подносом. Откуда-то ей удалось раздобыть настоящий кофейный сервиз вместо одноразовых стаканчиков, и в нем волшебным образом материализовался настоящий кофе. Карин отошла и начала собирать мусор со столов. Пришли еще несколько человек и поинтересовались про розыгрыш. Двое попросили чая.
Мэриэл взяла инициативу в свои руки, как и должна была, по искреннему убеждению Карен, но перед этим она успела услышать, как американцы сказали:
– Нам все так интересно! Мы купили Ситон Во, может, вы знаете о нем, всего в нескольких милях от города?
Карин влетела на кухню, где ютились еще трое.
– Ситон Во, – сказала она, кивая головой в сторону гостей.
– Я слышала, что кто-то собирался…
– Да, это серьезно…
Маленькая кухня загудела.
Ситон Во, находящееся в нескольких милях от Лаффертона, было огромным поместьем елизаветинских времен, включающим несколько сотен акров земли и близлежащую деревеньку. Оно принадлежало семейству Кафф до того, как последний ее представитель скончался десять лет назад. С тех пор оно никак не содержалось и медленно превращалось в руины. Оно было выставлено на продажу, и долгое время вокруг него ходили слухи, в которых фигурировали имена поп-звезд, кинозвезд, членов королевской семьи и эксцентричных иностранцев. Но в последнее время они стихли. До этого момента, с появлением этого красавца из Лиги Плюща и его молодой жены, которые могли заткнуть за пояс любую кинозвезду или принцессу.
Карин выглянула из-за дверей кухни. Передышка закончилась. Внутрь проходило все больше гостей. Она встречала их, принимая заказы на сэндвичи, периодически проходя мимо Мэриэл, которая теперь сидела в сторонке вместе с Какстонами Филипсами. Мэриэл ее игнорировала.
Мэриэл проводила их к выходу из зала. После минуты сомнений Карин взяла стул и встала на него, чтобы посмотреть через верхнее окно. Когда на пороге показался Джордж Какстон Филипс, у обочины остановился темно-синий «Бентли».
«Аристократия, – подумала Карин. – Аристократия и богачи. А кто же еще?»
Они закрыли двери в четыре. Мэри Пэйн еще двадцать минут сидела за карточным столом в окружении кучек денег и мешочков с наличными, пока все остальные освобождали помещение ото всего, кроме архитектурного макета и стоек с презентациями, которые потом должны были унести отдельно.
– Одна тысяча сто двенадцать фунтов и пятьдесят восемь пенсов, плюс два ирландских пенни и один израильский шекель, – Мэри откинулась на стуле и потерла глаза костяшками пальцев.
По Холлу разнесся радостный вздох. Все были измотаны. На улице все еще шел дождь. Никто никого не спрашивал, пожертвовали ли что-нибудь американцы.
Два дня спустя Карин с раннего утра возилась в саду – пересаживала и подкармливала полдюжины камелий, которые стояли на ее крытой террасе в боковой части дома. Она услышала фургон почтальона и вышла, чтобы встретить его. Она все еще ждала, хотя знала, что ей ничего не придет, и даже не была уверена, что хочет узнать что-нибудь о Майке. Она не была счастлива, но она начала привыкать, сфокусировавшись на работе и на своем собственном саде, а еще тратя большее количество времени, чем когда бы то ни было, на то, чтобы правильно следовать своей органической диете, благодаря которой она уже восемнадцать месяцев успешно справлялась с раком. Почтальон протянул руку и отдал ей стопку писем, перетянутых резинкой. Ей хотелось увидеть нью-йоркскую марку. Ей не хотелось ее видеть.
Она веером бросила письма на скамейку. Из Нью-Йорка ничего нет. Было ли ей от этого плохо? Да. Нет. Почта состояла в основном из счетов и рекламных проспектов, не считая одного письма в плотном кремовом конверте, подписанном черной ручкой.