Чистые сердцем

Он повернул голову. Она увидела его лицо, потерявшее всякие краски, серое, как лицо кого-то мертвого, его глаза были пустыми и глубоко завалившимися в глазницы, безжизненными.

– Больше в твоей жизни ничего нет?

– Что?

– Ни Люси? Ни меня?

– Конечно.

– Но это не стоит того, чтобы продолжать жить?

– Я не знаю.

– Я тебе сказала, если бы Дэвида привели домой, живого и невредимого… Разве ты ему не был бы нужен?

– Конечно.

– Ты не думал об этом?

– Дэвид мертв.

Мэрилин уткнулась головой в больничную койку и закричала в простыни, запихивая белье себе в рот, чтобы ничего не было слышно. Ей отчаянно хотелось сделать кому-нибудь больно, и единственной возможностью справиться с этим желанием было сделать больно себе, попытаться задушить себя хлопковыми пододеяльниками.

Зазвонил звоночек. Медсестра и Кейт Маршалл уже были в палате и стояли позади нее, тихо с ней говорили, держали руки на плечах, пытались поднять.

– Мэрилин, все нормально, – теперь Кейт ее обнимала. – Не волнуйся…

Мэрилин развернулась и со всей силы ударила полицейскую в лицо локтем. Кейт вскрикнула от боли. Казалось, что комната взорвалась голосами и людьми.

Они вывели ее в комнату ожидания с синими стульями. Кто-то принес ей стакан воды. Кто-то еще пришел с чаем. Мэрилин сидела, крепко сцепив руки вокруг собственного тела, не переставая раскачивалась и пыталась не пропустить внутрь себя ни звука, ни слова, ни одной неловкой попытки ее подбодрить. Слова Алана достигли своей цели. Было одно место, которое она оберегала, место, где еще оставался маленький островок тепла и надежды, куда она могла сбежать. Больше никто не знал, что он до сих пор был, но она верила в него, потому что там была правда о том, что Дэвид жив и здоров и скоро вернется домой. Алан как будто метнул лезвие сквозь ее стены, и весь свет, все краски и вся надежда вытекли и почернели, превратившись в лужу запекающейся крови на полу. Место стало пустым, воздух стал спертым и зловонным. Он убил ее последний источник сил. Теперь у нее не было ни надежды, ни успокоения. Дэвид был мертв. Все вокруг знали это, а она нет. Теперь знала и она.

Она медленно отпустила свое скрюченное тело. Мышцы в ее ребрах и в спине ныли, и она почувствовала тупую боль под сердцем.

Рядом с ней стояла сестра, терпеливо протягивая ей стакан воды. Мэрилин попыталась его взять, но ее руки так тряслись, что она не смогла, так что девушке пришлось поднести его к ее рту и наклонить, чтобы она попила, как ребенок, который впервые учится пить из чашки. Она попыталась поблагодарить ее, но ее горло сжалось. Сестра погладила ее по руке.

– Кейт, – неожиданно вырвался у нее странный хрип.

– Она придет через минуту. Не волнуйтесь.

На этот раз девушка взяла чашку с теплым сладким чаем и поднесла ее ко рту Мэрилин. По коридору ходили люди. Двери закрывались со странным сосущим звуком. Раздавался звон металла о металл. Комната была очень теплая, очень тихая. Здесь была картина с волнами, набегающими на пляж, и другая, с деревьями, засыпанными снегом. «Дар Бевхэмской центральной больнице от друзей, 1996 г.».

Мэрилин попыталась найти носовой платок в кармане своего пальто. Все ее лицо было в следах от слез. Сестра дала ей несколько салфеток. Она содрогнулась от мысли о том, сколько ярости в ней накопилось, насколько она разозлилась на полицейскую; она никогда в жизни ни к кому не применяла насилия – не прихлопывала пауков, не наступала на улиток. Никому из ее детей не доставалось даже легкого шлепка. А теперь она чувствовала себя настолько ожесточенной, что готова была убить.

Дверь в комнату с синими стульями и умиротворяющими картинками открылась. Вошел молодой доктор в белом халате.

– Как вы себя чувствуете, миссис Ангус?

Почему они все были так добры с ней, говорили так ободряюще, смотрели с таким сочувствием? Им стоило бы запереть ее, надеть на нее смирительную рубашку, оставить ее наедине с собственным гневом – а не это.

Он проверил ее пульс, потом взял ее за руку.

– Все хорошо. Когда вы будете готовы – вас будет ждать машина, которую выслала полиция. Один из них довезет вас до дома и останется с вами. Я выписал вам успокоительное, вы можете забрать его в комнате медсестер, когда будете уходить… Вам нужно поспать. Я могу сделать что-нибудь еще?

Она посмотрела ему в лицо. У него была крошечная родинка рядом с глазом и тонкий шрам на правой губе. Ему можно было дать пятнадцать. Как он мог говорить с ней с такой спокойной уверенностью? Почему она готова была сделать все, что он скажет?

Она покачала головой, потом опять с трудом произнесла имя Кейт.

– С ней все в порядке, но сегодня она отдохнет.

– Что я с ней сделала?

– Вообще, разбили ей нос. Никаких серьезных повреждений. У вас отличный удар.

Она была не против того, что он пытается ее подбодрить, успокоить. Она была не против. Она улыбнулась ему в ответ. А потом она сказала:

– Мой сын Дэвид мертв, – и она знала, что это просто было правдой.