Что касается меня, то мне было не до моды. Королева была капризной пациенткой и заставляла нас бегать туда-сюда, вверх и вниз по лестнице в ее башне, принося ей супы, сладости, сделанные из сливок, сахара, фруктовых соков и вина, шелковые нитки для вышивания, чистые ночные рубашки и тазы с ароматичной водой. Вскоре Мэри Флеминг заболела тоже, потом Мэри Битон, а затем даже крепкая Мэри Ливингстон. Мэри Ситон проводила большую часть времени в королевской часовне, молясь святой Женевьеве и святой Петронилле, двум французским святым, молитвы которым были верным средством, чтобы не заболеть лихорадкой; благодаря этому сама она, вероятно, чувствовала себя хорошо, но из-за ее вечного отсутствия нам, остальным, приходилось еще труднее. Доктор Люзжери, французский врач королевы, рекомендовал сделать королеве кровопускание и промывание кишечника, дабы удалить избыток телесных жидкостей, которые вызывали жар и озноб; королева согласилась на кровопускание, но по соображениям скромности отказалась от промывания кишечника.
Было холодно, пасмурно и сыро. Снегопады сплели в саду белое кружево. Окна замерзли и не открывались, так что было невозможно глотнуть свежего воздуха. Мне было одиноко – я скучала по Майри и тетушке Мар. Дженет Мор и Уот Кэрни преданно охраняли меня. Если не считать их, единственным моим спутником был Сейли; он был еще щенок и только учился, как следует вести себя в доме, но, по счастью, его огромные карие глаза, мягкие, как бархат, рыжие ушки и крапчатые лапки трогали все сердца, и даже королева разрешала ему лежать на своем вышитом пододеяльнике.
Прошло несколько дней, и у меня тоже заболело все тело, меня стало кидать то в жар, то в холод, но кому бы не было то жарко, то холодно, если приходилось то и дело сновать между натопленной, словно духовка, опочивальней королевы с ее тремя каминами и ледяными коридорами Холируда, где отопления не было вообще? Однажды утром – я думаю, это было утро, хотя вполне возможно, что была уже вторая половина дня, – у меня так закружилась и заболела голова, что мне пришлось сесть, и я села прямо на пол коридора, на полпути между кухней и башней королевы, куда я несла миску подслащенного молока с размоченным в нем белым хлебом. Мне это не показалось странным. Сейли сначала был доволен и с аппетитом слопал весь хлеб с молоком, но потом заскулил. Этот звук перенес меня на несколько дней назад, к часовне Пресвятой Девы Марии в Стоунвуде. Но что эта троица ведьм леди Хантли делает в Холируде? Я ни за что не дам им утопить моего драгоценного Сейли в их священном колодце!
– Убирайтесь, – сказала я. – Вы его не получите. Он теперь мой.
– Ты украла его у нас. – Это сказала ведьма по имени Битхэг, и ее голос был похож на хруст мертвых листьев под ногами. – Если бы он был принесен в жертву, Петух Севера был бы сейчас почти что королем, а сэр Джон был бы женат на королеве и лежал бы сейчас в ее постели, а не гнил бы в могиле с отрубленной головой.
– Один щенок? – удивилась я. – И все так бы переменилось?
– Одна жизнь. Одна принесенная в жертву жизнь – и заклинание бы сработало, и неважно кто это: маленький охотничий щенок или взрослый сильный мужчина. Но ты украла эту жизнь и все изменила.
Сейли попытался выбраться из моих объятий. Я почувствовала, что рядом кто-то стоит.
– Убирайся! – крикнула я. – Сейли, нет!
Но он вырвался. Я услышала, как его маленькие коготки застучали по каменному полу, потом наступила тишина, как будто кто-то его поднял. Я заплакала. Мне было так жарко, и лицо было такое горячее, что слезы на щеках казались холодными.
– Ш-ш! Все хорошо, ma mie. Вашему щенку ничего не грозит. Но самой вам нужно лечь в постель, и вас должен осмотреть врач.
Я знала этот голос. Знала, кто называет меня своей mie. Мне было так худо, что я была рада быть чьей-то mie.
– Нико, – сказала я, – кажется, я умираю.
– Вы не умрете.
Я снова услышала, как коготки Сейли стучат по полу. Слава Богу, ведьма его отпустила.
– Здесь ведьмы леди Хантли, – прошептала я. – Они хотят принести Сейли в жертву.
– Они ушли.
Нежные, но сильные ладони подхватили меня под мышки и поставили на ноги. Я пошатнулась, и он поднял меня на руки; и я прижалась лицом к вышитому камзолу, пахнущему померанцем и миррисом.
– Я умираю, – повторила я. – Раньше я уже думала, что умру, и вы тогда тоже были рядом. Вы подняли меня на руки, как и сейчас.
– Точно.
– Почему вы здесь? Откуда вам всегда известно, где я?
Он зашагал по коридору. Сейли, стуча коготками, побежал рядом.
– Ринетт, ma mie, я всегда знаю, где ты находишься. Думаешь, я не наблюдал за тобою после той первой страшной ночи? Я видел, как ты с душераздирающей мукой рыдала над телом твоего мужа, я видел, как ты смело бросила вызов королеве, требуя правосудия. Я видел тебя с твоей дочуркой, видел, как любовь горит в тебе, словно пламя. Я видел, как ты танцуешь и как ездишь верхом, и видел тебя с цветами в твоем саду у моря. Моя прекрасная девочка. Моя прекрасная, прекрасная девочка.