Читающая по цветам

Он склонил голову, и его губы коснулись уголка моих губ так нежно, так легко, что я могла бы подумать, будто мне это почудилось.

– Ты вся горишь, – сказал он. – Я связан святым обетом и не имею права говорить это, но ты все равно не запомнишь. Je t’aime, ma mie[60].

– Я запомню. – Его слова сливались воедино, и я не понимала их смысла, но меня возмутило, что он думает, будто я не запомню. – Я помню, как вы несли меня тогда по Хай-стрит.

– Ш-ш. Я приведу врача и позабочусь о твоем щенке. А ту ночь на Хай-стрит лучше позабудь навсегда.

«Я снова шла по Хай-стрит в Эдинбурге, и рядом со мною шел Александр. Августовская ночь была теплой и душной…

– Пропустите! – закричал Александр. – Эта леди нездорова. Пропустите…

Он вдруг замолк, издав какой-то странный звук – наполовину крик, наполовину громкий выдох. Его рука соскользнула с моей талии, и он качнулся в сторону. Я пошатнулась, открыла глаза и в свете факелов увидела сверкнувшую рукоять кинжала и фонтан блестящей черной жидкости, хлынувший из его горла…»

– Ей надо пустить кровь. В ее теле слишком много холерических жидкостей.

– Нет. Она слишком слаба.

Дженет. Моя верная Дженет. Еще я слышала лай щенка. Длинные рыжие ушки и крапчатые лапки. Мой Сейли. Значит, ведьмы его не забрали.

– Тогда надо промыть ей кишечник.

– Ее и так рвет уже три дня, глупый вы шарлатан! Ей нужна только вода, и давать ее нужно понемножку, по нескольку капель, чтобы ее опять не вырвало.

Неужели они говорят обо мне? Рвет уже три дня? Так вот почему у меня так ломит спину и болит живот…

«Я пошатнулась, открыла глаза и в свете факелов увидела фонтан блестящей черной жидкости, хлынувший из его горла. Медленно, медленно, все происходило неестественно медленно. Я видела руку с кинжалом и гарду кинжала, золотую, в форме распростертых крыльев. Рукоять его имела форму головы сокола с двумя гранеными рубинами на месте глаз. Я смотрела и видела, как один рубин отлетел и, описав в воздухе сверкающую дугу, канул в глубокую, страшную рану, которую прорезал клинок».

– Вы должны спросить ее, где она спрятала ларец. – Женский голос. Не голос ведьмы, чей-то еще.

Я чувствовала себя так плохо, так плохо…

– Она слишком слаба, чтобы ее допрашивать, леди Маргарет.

– Она умирает, месье де Клерак. Врач сказал, что она безнадежна. Кроме нее ни одна живая душа не знает, где спрятан ларец, и если кто-нибудь в ближайшее время не вызнает у нее правду, он будет потерян для нас навсегда. Расспросите ее. Мой сын щедро вас вознаградит.

– Нет. Если ей суждено умереть, пусть она, по крайней мере, умрет спокойно, с миром в душе.

«Факел покатился по мостовой, отбрасывая блики света на гарду и эфес шпаги, рассекающей теплый ночной воздух, чертящей вокруг меня магический круг безопасности. Позолота, фигурная ковка и инкрустация серебром. Волосы, как огонь. Кто это – ангел или демон?

Где-то зазвонил колокол. На этот раз все происходило так медленно, что я могла к нему прислушаться. Третья стража[61]. Полночь.

Разрывающая боль в животе…»

Я открыла глаза.

Благословенный святой Ниниан, как же мне хочется пить! У меня не было сил даже на то, чтобы повернуть голову или поднять руку. Но жар спал, страшная горячка прошла, разум мой был ясен, и я была жива.

Я немного полежала, собираясь с силами, потом чуть-чуть повернула голову. Рядом с кроватью в массивном резном кресле сидела Дженет Мор.

– Ринетт! – вскричала она. – Благодарю тебя, Пресвятая Дева!

Она вскочила и налила в чашку вина. Потом осторожно приподняла меня за плечи и поднесла ее к моим губам. Вино было разбавлено водой, оно было теплое, выдохшееся, но я еще никогда, никогда не пробовала такого божественного, восхитительного напитка.

– Мы уже и не надеялись, что ты придешь в себя, – сказала Дженет. – Ты много дней пробыла в беспамятстве от горячки.

– Я слышала… – начала было я. Потом, отпив еще вина, попробовала опять. – Я слышала… как ты спорила с врачом.

– Он болван, и хорошо, что я была тут и не дала ему ничего с тобой сделать.

– Кто еще… был здесь?

Я помнила и другие голоса, но смутно. Я помнила, как кто-то мне сказал, что я что-то не запомню, и помнила, что меня это ужасно возмутило. Но то, что я поклялась запомнить, что бы это ни было, ускользнуло из моей памяти.

– Ну, во-первых, конечно, врач. И Уот навещал тебя каждый Божий день. Мы бы послали в Грэнмьюар за мадам Лури и Майри, но погода стояла такая мерзкая, что им было бы рискованно ехать. Были у нас и кое-какие важные посетители – например, леди Маргарет Эрскин, а вместе с нею и сам граф Морэй. Морэй нынче у королевы в немилости за то, что заставил ее казнить сэра Джона Гордона в Эбердине. Был еще этот молодчик Шастеляр, ну, который поэт – приходил, когда королева, которая на него не надышится, позволяла ему ненадолго отлучиться. Ох, и важный он теперь стал! А, приходил даже месье Нико де Клерак и привел с собою Сейли. Он сказал, что от твоего щеночка тебе будет больше пользы, чем от всех лекарств доктора, и он был прав.

Я попыталась соединить названные Дженет имена с голосами, которые помнила, но все в моей голове так перепуталось.