Что может быть лучше плохой погоды. Тайфуны с ласковыми именами

– Вы человек риска, Роллан. Я это заметил с первой же нашей встречи.

– Риска, покоящегося на точном расчете, – уточняю я.

– Ладно, сейчас не время спорить. Насколько ваш расчет точен, судить другим. Приходите завтра в обед.

На следующий день Бауэр встречает меня с тем же настроением и с таким же бесстрастным лицом. Сколько ни наблюдай за таким лицом, это не обогатит твои познания в области психологии. Вместо того чтобы прямо сказать, в какой мере мой риск основывается на точном расчете, он начинает задавать один вопрос за другим, чтобы проверить, насколько верна предстоящая операция, существующая пока что только у меня в голове.

– Ваш план не лишен логики, – замечает наконец Бауэр как бы против желания. – Но, повторяю, не лишен и риска.

Возражать не имеет смысла. Что следовало сказать по этому вопросу, я уже сказал. Человек за письменным столом задерживает на мне свой неподвижный взгляд, сухо усмехается и произносит ожидаемое слово:

– Действуйте!

Собираюсь задать какой-то вопрос, но Бауэр движением руки останавливает меня.

– Имейте в виду – об этом я и раньше вас предупреждал: весь риск вы берете на себя. Там, в «Зодиаке», вы представляете только самого себя, ваши поступки касаются вас одного, и не думайте, что, если вы угодите в западню, кто-нибудь кинется вас выручать. Ни на что и ни на кого вы не рассчитывайте.

– Даже на ван Вермескеркена?

Вопрос обронен как бы случайно, однако Бауэр не сразу его переварил.

– На ван Вермескеркена в особенности!

Он смотрит на меня в упор, и его безучастный взгляд на сей раз красноречиво говорит о многом.

– Ясно, – киваю я. – В таком случае назовите человека, который окажет мне техническую помощь.

– Обратитесь к фирме «Фурман и сын».

Бауэр замолкает, словно для того, чтобы внушение проникло в мой мозг как можно глубже. Потом добавляет:

– На всякий случай я вас снабжу кое-какими сведениями об этом человеке, чтоб вы могли поприжать его и чтобы он не поддался искушению. И еще одно.

Тут он вынимает из ящика стола новенький иссиня-черный маузер и протягивает мне.

– С пожеланием, чтоб он вам не понадобился.

Спустя полчаса я выхожу на освещенную полуденным солнцем улицу. Через какое-то мгновенье из парадной дома напротив выскальзывает тощий человек с коротко подстриженными волосами, тронутыми сединой, и идет по противоположному тротуару. Видимо, это случайное совпадение, потому что субъект не обращает на меня никакого внимания и сворачивает за угол. Совпадение, только двойное. Этот тип мне знаком, однако сейчас я не могу припомнить, с каких именно пор и где я с ним встречался, и мне потребовалось пройти по жаре сквозь людские толпы еще несколько сот метров, чтобы, покопавшись в тайниках своей памяти, извлечь запечатлевшийся там образ: оказалось, это «приятельница» моей Эдит, человек, с которым она встречалась на террасе кафе в Женеве.

Частное сыскное предприятие «Фурман и сын», как приличествует таинственному учреждению, скрывается в глубинах лабиринта, образуемого старыми зданиями со множеством флигелей, внутренними дворами и задворками, среди запущенных, позеленевших от времени каналов.

Учреждение занимает два помещения. Первое служит приемной, канцелярией и архивом: тут стоят шкафы с потонувшими в пыли папками и письменный стол, за которым сидит анемичная секретарша, достигшая расцвета своего критического возраста. Вторым помещением, куда меня вводят после короткого опроса, безраздельно владеет глава фирмы.

Встретивший меня человек с желтым морщинистым лицом, вероятно, давно отвык от посетителей, потому что его живые, беспокойные глаза выражают откровенное недоумение.

– Вы отец? – любезно спрашиваю я, протягивая руку.

– Нет я сын. Отец умер.

– Мои вам соболезнования…

– Он умер двадцать лет назад, – уточняет Фурман-младший.

– Жаль, – говорю я. – Но это неприятность, которой нам всем не миновать.

– Вот именно.

– А пока мы живы, приходится постоянно иметь дело с более мелкими неприятностями. Вот и меня привело к вам что-то в этом роде.

Убедившись, что я оказался здесь не по ошибке, шеф предприятия наконец указывает мне своей желтой морщинистой рукой на продавленное кресло, а сам устраивается в другом, еще более продавленном.

– Как представитель некой коммерческой фирмы, я бы хотел получить не подлежащие оглашению сведения относительно серии сделок… – начинаю я, не переставая думать о том, что, может быть, я действительно по ошибке попал в это царство пыли и запустения.

Фурман выслушивает меня внимательно, без тени удивления, а тем временем его живой острый взгляд прыгает по моему лицу, словно блоха. И только после того, как я заканчиваю, глаза его успокаиваются и смотрят на меня задумчиво и словно прикидывая мою платежеспособность.

– Раздобыть их можно, – говорит он наконец. – Хотя и очень трудно…

– Именно поэтому я обращаюсь к вам.

– А то, что дается трудно, обходится дорого, – добавляет Фурман-сын, пропустив мой комплимент мимо ушей.

– Дорого – понятие неопределенное.