Что может быть лучше плохой погоды. Тайфуны с ласковыми именами

Эдит уже привыкла уходить домой одна и теперь даже не спрашивает: «Пошли?», а поднимается молча, как только в коридоре прозвенит звонок. Столь же тактична она бывает и в обед, полагая, что я демонстративно ее избегаю. Тем лучше – это освобождает меня от необходимости придумывать лживые объяснения, почему это меня внезапно обуяла страсть к канцелярской работе.

То, что в окружающей меня обстановке не наступило резких перемен, в одинаковой мере и беспокоит меня, и обнадеживает. Возможно, ван Альтен сдержал слово, не выболтал тайну о моем вечернем посещении его «яхты». В

таком случае голландец, вероятно, намерен выждать наиболее подходящий момент. Но очень может быть, что ван

Альтен проговорился. И то обстоятельство, что до сих пор никто не выстрелил мне в живот и не наехал на меня машиной, еще не гарантия моего счастливого будущего. У

Любо, конечно, положение было сложнее, но мне сейчас не легче. Любо убрали быстро, не церемонясь, потому, что попытка «разглядеть» его более детально не удалась, и потому, что им стало совершенно ясно: у него только догадки. Я же вижу все воочию. Больше года работаю в святая святых чужого Центра, и Эвансу надо быть настоящим идиотом, чтобы надеяться, что за это время я ничего не узнал и не сообщил тем, кто меня сюда направил. Следовательно, если мне суждено умереть насильственной смертью, то едва ли это произойдет без предварительных формальностей, способных пролить свет на то, что конкретно я сумел выведать, что и кому успел передать.

А пока у меня такое впечатление, что за мной не следят, и я мог бы оставаться спокоен, не будь это только впечатлением. Существуют формы наблюдения, о которых подчас и не подозреваешь, и люди Эванса прибегают к таким формам именно в тех случаях, когда важно не спугнуть дичь раньше времени. Стены, в которых ты живешь, имеют уши; окна, мимо которых ходишь, имеют глаза, и тот факт, что никто не тащится за тобою следом, еще ни о чем не говорит. И потом, какая, в конце концов, надобность за тобою следить, если заранее известно, когда и как тебя сцапают. Не исключено, что ван Альтен именно потому и не торопится, чтобы дать возможность своим шефам тщательно продумать и подготовить для меня западню.

Не исключено. И даже весьма возможно. Но риск, на который я иду, заранее обдуман со всех сторон и мною, он не отделим от уже принятого решения – нанести удар первым. Это правило – наносить удары первым, когда бой неизбежен, – весьма полезное, я его усвоил еще в пору ранней молодости, вместе с его хорошими и плохими сторонами.

Это случилось вскоре после моего ухода из приюта для подкидышей, где я обучался грамоте, и после моей первой трудовой деятельности в качестве домашней прислуги при одной дамочке, которая, вознаградив меня за мой труд затрещиной, изгнала меня из рая, пропитанного запахом французских духов и женского пота. Был конец лета, и волею случая я оказался на товарной станции, куда по утрам пригоняли десятки вагонов с арбузами. За то, что мы, подростки, в течение долгого дня перебрасывали из рук в руки арбузы, каждому из нас платили по двадцать левов, что было не так уж плохо, если учесть, что в обед нам разрешалось до отказа наедаться арбузами, а после работы мы могли уносить их с собой, столько, сколько хватало рук.

В первый же вечер, когда я с еще одним парнишкой направлялись домой, таща по паре прогретых солнцем арбузов, на площадь вышли из тени подворотни двое парней и лениво двинулись нам навстречу.

– Неплохо заработали? – спросил первый.

– Заработали!.. Спина уже не гнется от натуги, – отвечает мой приятель, явно чтобы умилостивить прощелыг.

– Что ж, так вот и зашибают деньгу… – замечает второй. – И по скольку же вами дали?

Мы молчали, с нарастающей тревогой следя за незнакомцами.

– Так по скольку же вам дали? – повысил голос первый верзила.

– По двадцатке… – ответил мой спутник.

Я не видел смысла вступать в разговор и только оглядывался по сторонам в надежде найти какой-нибудь выход.

Но выхода не было. На площади в эту сумеречную пору было безлюдно, если не считать еще одной группы оболтусов, встречающей на соседнем углу таких же бедолаг, как и мы.

– По двадцатке, говоришь? – воскликнул один из парней. – Стоило ли надрываться из-за такого пустяка! – И

внезапно заревел: – Чего рты разинули? Вытряхивайте карманы, пока ребра целы!

Я попытался было бежать, но кулак верзилы угодил мне прямо в лицо. Из носа хлынула кровь. Арбузы выскользнули из рук и, упав на булыжную мостовую, раскололись.

Пока я вытирал кровь, парни успели обшарить мой карманы, после чего второй удар кулаком, на сей раз в затылок, дал понять, что разговор окончен.

– Эх вы, вахлаки! – сказал нам на следующий день человек, у которого мы разгружали арбузы, выслушав рассказ о наших злоключениях.

– А что нам было делать? – спросил мой приятель.

– Что? Лупить их первыми!

– Да они же сильнее нас…

– Плевать. Коль уж драка неизбежна, бей первым!

Хрястни его внезапно по морде, расквась нос, огорошь его.

А ежели видишь, тебе его не одолеть, давая тягу, пока он держится за нос.