Что может быть лучше плохой погоды. Тайфуны с ласковыми именами

Нет, это шаги не кошмарного привидения. Вскоре раздается стук в дверь, и я слышу голос Эдит:

– Морис!

«Зачем это я тебе понадобился?» – спрашиваю я мысленно.

Стук в дверь и призыв становится громче:

– Морис!

«Да слышу же!» – опять, тоже мысленно, отвечаю я.

– Морис, милый, открой на минутку!

«Попозже», – пытаюсь и я прибегнуть к телепатии.

Однако женщина, видимо, не сильна в телепатии.

– Морис, мне плохо, открой!

Но поскольку я не открываю и не подаю признаков жизни, женщина переходит на самообслуживание – нажимает на дверную ручку. Увы, вопреки моей привычке, дверь оказывается запертой.

Лишь теперь мне становится ясно, что Эдит не одна. В

коридоре слышится шушуканье, из которого я не в состоянии уловить ни слова, зато отчетливо улавливаю скрежет отмычки. Человек, видимо, прилично владеет своим ремеслом, потому что отмычка поворачивается и щелкает. Новое нажатие на дверную ручку. И новое разочарование. На сей раз шепот отчетливей: «Заперся на задвижку».

Пауза. Тихие, почти неслышные шаги. И все замирает.

Утром я встаю на час раньше обычного и ухожу из дому тоже часом раньше. Когда я после продолжительной прогулки являюсь на работу, Эдит уже на своем посту за маленьким столиком и сосредоточенно стучит на машинке.

Ни слова о вчерашнем недомогании и вообще ни слова, если не считать сухого «здравствуй» и деловых реплик.

Перед обедом ко мне заглядывает Райман, предлагает пройтись и проведать нашего общего друга господина

Мартини. Как и следовало ожидать, господин Мартини чувствует себя вполне прилично, только ни конопатый, ни я не намерен упиваться. Райману понадобилось предупредить меня о возможности командировки, правда не в

Польшу, а в Восточную Германию.

– Но это не имеет значения, – замечает магистр рекламы. – У тебя остается та же задача на прежних условиях.

– А почему бы мне не поехать?

– Превосходно! Сегодня же тебе оформят визу.

Мы допиваем свой коньяк и расстаемся, пожелав друг другу приятного аппетита, однако в наших отношениях чувствуется натянутость, неловкость, нечто выходящее за рамки нашей дружелюбной неискренности, нечто такое, чего не выразишь, но что чувствуется достаточно ясно.

В третьем часу одна из секретарш Уорнера приходит ко мне за паспортом.

– Вы получите его завтра, – спокойно говорю я. – Сегодня я должен сходить в банк за деньгами.

Девушку, вероятно, не проинструктировали, как ей поступить в подобном случае, потому что она согласно кивает и удаляется.

«Вот так: пожалуйте завтра, – уже про себя бросаю ей вслед. – Хотя я не гарантирую, что завтра ты меня здесь застанешь». Ночью мне предстоит посетить почтовый ящик Бауэра, и это последнее обязательство, которое удерживает меня в этом городе. Завтра меня тут не будет. А

чтобы я мог очутиться в другом месте, паспорт должен оставаться у меня в кармане. Райман либо воображает, что он хитрее всех, либо решил, что настало время действовать, не особенно прибегая к хитростям.

Незадолго до окончания рабочего дня ко мне вбегает милое создание по имени Дора Босх.

– Мистер Эванс просит вас, если вы располагаете временем, зайти к нему.

Просьба мистера Эванса – это всего лишь вежливая форма приказа, поэтому я тут же иду по вызову. Председателя я застаю за маленьким столиком, заставленным бутылками виски и бокалами. Бокалов гораздо больше, чем присутствующих, из чего можно сделать вывод, что тут только что состоялась деловая встреча.

– А вот и наш Роллан! – дружелюбно изрекает председатель. – Присядьте на минутку, дорогой, возьмите бокал.

Выполняя распоряжение, пригубливаю животворный напиток.

– Я говорю «на минутку», потому что у меня есть одна идея… – не унимается Эванс.

– Наш шеф только что поделился с нами своим скверным предчувствием, – уточняет Райман, сопровождая свои слова более или менее естественным смехом.

– Верно, верно, – кивает председатель. – Что вы скажете, если мы вам предложим небольшую прогулку на природу?

– Только то, что весьма польщен… Но боюсь оказаться лишним.

– Лишним? – вскидывает брови Эванс. – Как это лишним?

Его начинает сотрясать неудержимый хохот.

– Вы слышали, что он сказал?.. «Боюсь оказаться лишним». Ха-ха-ха, вам даже невдомек, что вы здесь самый нужный человек… центр торжества… ха-ха-ха… душа компании…

Уорнер и Райман с усилием изображают подобие улыбки, убежденные, видимо, что намеки шефа несколько преждевременны. Подобная мысль приходит, вероятно, и

Эвансу, потому что он вдруг становится серьезным и приветливым. Затем, длинный как жердь, он поднимается и восклицает:

– Поехали, господа! Рабочее время кончилось!

Внизу, возле машин, возникает небольшая заминка, Эванс с небывалой любезностью предлагает мне сесть в его «роллс-ройс», я же настаиваю на том, чтобы взять собственную машину, потому что на обратном пути мне надо будет кое-куда заехать.

– О, не беспокойтесь. Отныне все заботы о вас мы берем на себя, – заявляет Эванс, и все поддакивают.

В конце концов они проявляют уступчивость, и я еду в своей машине за блестящим черным экипажем Эванса.

Странное дело, все боятся, что я сбегу – и ван Альтен, и