Они осторожно двинулись дальше. Девушка не сводила глаз со своего кристалла. Они спокойно прошли зону обстрела и стали приближаться к холму, на котором сверху определилось сверкание очередного объекта.
– Подожди, – Марк тронул ее за плечо. – Стой здесь... Лер-гаарейнгет, – вспомнил он.
– Сеймергет, – засмеялась Эйнгхенне.
Он взлетел на вершину и увидел такой же стержень, с таким же камнем, торчащий из такой же площадки. Хрустальная сфера искрилась солнцем, тая в глубине космический мрак.
– Плохая у вас система, ребята, – сказал Марк, углядев на севере вершину склона, на которой остался предыдущий объект. – Хотя еще как сказать, – хмыкнул он, вспомнив растворившихся в искристом огне людей – тогда, в первый день. – Да и вообще – это только я такой тут красавец.
Затем обернулся на юг, ожидая обнаружить очередную искру, но сколько ни вглядывался – пока глаза не заслезились от напряжения, – ничего похожего не разобрал. Зато увидел очередную дорогу – и сначала даже не понял, что это была дорога. Серая шпага, привычно прорезая пространство, была совсем непривычно тусклой, безжизненной. Либо она не светилась этим своим узором, либо узор на ней просто отсутствовал.
День уже клонился к закату; красноватое солнце зависло над горизонтом, проливая косые лучи и трогая зелень травы золотой бахромой. Западные склоны холмов приобретали загадочный изумрудно-оранжеватый оттенок, волшебным образом гармонирующий с холодеющим матовым сапфиром неба. В другое время Марк бы стоял и разглядывал такую шикарную композицию цвета пока бы она не исчезла; сейчас надо мчаться обратно.
– Эгхаргентде! – сказал он, едва отдышавшись, и вытянул руку на юг.
– Оостейнгдетт-гго, – закивала Эйнгхенне. – Таахейнгес, ммейхеммдетто!
Они заторопились дальше. Марк шел расслабившись – в том плане, что уже был уверен насчет очередных стреляющих железяк. Однако девчонка – даром что энергия к ней возвращалась, а с ней бодрость и оптимизм – шла сдерживая напряжение. Во взгляде, который снова горел янтарно-золотыми искрами, по-прежнему скрывалась тревога.
– Хотел бы я знать чего ты боишься, – хмыкнул Марк наконец. – Никто стрелять не будет!
– Эттаг гаххеттерг, – девушка указала на юг. – Ведхетт такхедеххентде.
– Дорога, я понял, мертвая. Я понял – ты это знаешь, и надеешься уйти на запад?
Они прошли еще минут двадцать – солнце уже наполовину утопилось под горизонт, – когда подошва цепи холмов, вдоль которой они держали путь, резко ушла налево, к востоку. Образовался пологий откос, сплывавший с возвышенности на юго-запад; Марк повернул голову и невольно остановился – еще один город. Город заброшенный, мертвый – это воспринималось не столько глазами, сколько чувством. Отсутствие огней в окнах не значило ничего; но весь этот бесчисленный головокружительный (в буквальном смысле) узор – его не было, он не горел. Мрачные серые стены, парапеты, башни, башенки тускло светились в холодеющих закатных лучах. Вот солнце скрылось под горизонтом полностью, рисунок города почернел и расплылся.
– Лейнгергеммех рейсс-сойтедде, – сказала Эйнгхенне. – Вейммдеххде саххеймест энгхенггеххе-гго. Тейстер хейллентдай.
– Я уже понял, что тейстер. Я уже понял, что у вас с этим тейстер проблемы.
На юго-востоке метрах в четырехстах в сумеречное небо взносилась такая же башня, какую они покинули перед полуднем. Она замыкала городскую стену на юго-западе; несмотря на огромный размер, в сиреневой тьме наступивших сумерек ее почти не было видно. Солнце уже скрылось под горизонтом, и, хотя небо на западе продолжало светиться, башня не только не отражала этот послезакатный свет, но и, казалось, его поглощала.
Город был очень похож на тот, который они посетили с Гессехом. Словно составлен из одного и того же набора модулей (весьма причем ограниченного), следуя одному и тому же набору правил (также весьма ограниченному). Разница заключалась в том как этот был вписан-посажен на свой конкретный ландшафт. И все равно, даже будучи мертвым, заброшенным (и, как ощущалось, давно), он восхищал своей гармоничной размерностью, согласностью с антуражем.
– Надо найти место где переночевать, – Марк сложил ладони и подставил под щеку, изображая сладкий сон на подушке.
Эйнгхенне посмотрела на свой кристалл – черную каплю мрака, потерявшую последний блеск вместе с заходом солнца.
– Вроде спокойно? – Марк указал пальцем на шарик.
– Вроде спокойно, – повторила Эйнгхенне, опять же совсем без акцента, и улыбнулась. В голос ее возвращалась прежняя сила и звонкая ясность.
– Ну, тогда, – он попытался припомнить что говорил Гессех, когда выставлял за дверь в тех комнатах, где стояли шары на столах, – как там оно – теэдейнгет?
Они свернули на юго-восток и дошагали до ближайшей стены. Все такая же кладка, с неповторимой вариативностью перламутрово-полированных плит; по периметру плит – все такой же узор, теперь матово-серый, тусклый, безжизненный, читающийся только контрастом с полировкой плиты; по верху стены – все такой же зубчатый парапет, который повсюду раньше резал глаза слепящим пунктиром.