Чума, или ООИ в городе

– Что вам угодно? – переспросил он.

– Вас срочно вызывают, – сообщил парень.

– Кто болен, простите? – поинтересовался старик.

Парень снова повертел документ.

– Да вы пройдите, пройдите, я возьму очки, я без них совершенно ничего не вижу.

Коссель нацепил очки и посмотрел, наконец, в документ.

– Так, так, понятно. Так что вам угодно? – осведомился старик.

– Вас срочно вызывают, – повторил парень, которому уже надоел этот непонятливый старик.

– Что ж, срочно так срочно. Вам, однако, придется подождать, пока я соберусь. Знаете, люди к старости становятся такими медлительными, – Коссель твердо взял жену за плечо, – Дина, пойди ляг.

Дина послушно встает с кресла и идет к постели.

Коссель одевался. Парень уставился на портрет в траурной рамке.

– Сын ваш? – спросил парень. – Полярный летчик? О котором в газетах писали?

– Тот самый.

Коссель надевает круглую меховую шапку и шубу с шалевым воротником и становится похож на провинциального священника. Жена обратилась к нему неожиданно внятно:

– Приходи скорей. Я не могу быть одна.

– Я скоро, скоро… – и недосказав чего-то, проглотив слова, которые уже были на языке, поцеловал сухую головку старухи и вышел.

– Я свет здесь погашу? – спросил он перед дверью.

– Не надо! Оставь! – раздался голос жены.

…Вертятся ручки аппаратов, трещат телефоны, ложатся на суровые казенные столы бумаги листы, растут стопки папок.

Чья-то рука обводит кружочками фамилии в большом списке членов коллегии Минздрава. Ставит галочки. Только одна фамилия не обведена – Есинский.

…Коридор гостиницы «Москва». Двое мужчин в масках тащат бак с дезраствором. Двое других опрыскивают номера. Идет дезинфекция.

…Книга со списком проживающих в номерах. Те же кружочки и крестики. Одна фамилия обведена жирно красным карандашом – «Анадурдыева». Чей-то голос спрашивает:

– А с этой что делать? Выбыла.

– А-а, депутат Верховного Совета. Аверин, звони в ихние кассы. Там их по списку билетами снабжают. Будем с поезда сымать.

…Темные окна домов. В темноте лежит человек. Слышит хлопок дверцы внизу, у подъезда. Встает, идет к окну. Это капитан первого ранга Павлюк. Прислушивается. Хлопает лифт рядом. Звонок в дверь. Павлюк выходит из своего кабинета, идет в комнату жены.

– Что это? – спрашивает она у мужа.

– Иди к двери. Откроешь не раньше, чем через три минуты.

– За тобой? – подняла вмиг проснувшиеся глаза на мужа.

– Поняла? – спросил Павлюк.

– Да.

– Иди.

– Сережа! Сережа!

– Не надо этого всего. Тише, пожалуйста, – и он ушел в кабинет.

Жена его припала к двери. Звонок трезвонит безостановочно. Павлюк открывает нижний ящик стола, из-под самого низа вынимает конверт, кладет его на середину чисто убранного, голого стола. На конверте надпись «Товарищу Сталину».

Рука Натальи, жены Павлюка, лежит на дверном замке. Из кабинета слышен звук выстрела. Наталья открывает дверь. За дверью – улыбающееся розовое лицо человека в полушубке.

– Ну и спите вы крепко! – улыбается он. – Товарищ Павлюк у себя?

– У себя, – ровным голосом отвечает жена Павлюка.

…Елка. Пьянка в низкой полудеревенской комнате. Потные большие женщины, голые толстые руки, складчатые шеи. И патефонная музыка, душераздирающая и хриплая. На блюде посреди стола гусь, еще не вполне съеденный, вполне угадывающийся на фоне тушеной капусты. Один мужчина спит на диване, содрав на себя часть кружевного лейфера, спускающегося с диванной полки. Второй размахивает куском гуся, сует его в лицо пьяненькому, но еще не упавшему под стол селекционеру, соседу Майера по купе.

– Нет, ты попробуй, попробуй, Семен! Клава с капустой, с капустой их, в душу мать, а Верка – с яблоками, с яблоками! Хрен с них, с этих яблок! Ты вот попробуй, попробуй, Сень!

Но Семен отмахивается:

– Коль! Да ты меня-то пойми, я ж три года с ними, как с малыми детями, я ж им как мать, не могу я их есть.

– Не, Сень, ты не прав! Вот ты попробуй, я тебе говорю, как моя Клавка их, в мать, с капустой… я тебя прошу! – и Коля все настойчивей тычет в лицо Семену кусок гуся.

– Да пошел ты в трубу! – рассердился Семен.

– Отстань.

– Отстань от него! – подтвердила голорукая дама с большой расплывшейся грудью.

– Сиди! – прикрикнул на нее Коля.

Но дама изогнулась и зубами вырвала из рук Коли кусок гуся. Все засмеялись, только Семен неожиданно положил голову на руки и заплакал. Вторая женщина, помоложе, но тоже крепкого сложения, подсела к нему и стала его утешать.

– Сень, а Сень, не огорчайся, да ну их, новых заведешь!

Семен плакал, утирал слезы, а подруга навалилась на него сбоку.

– Обидно мне, вот что! И не так чтоб очень холодно было, они у меня дома-то гораздо крепчее мороз выносили. Да что же они так?

– Да не убивайся из-за них так, Сень, новых заведешь, а? – настаивает подруга.

– Заведу, конечно! Да я хоть десять лет, хоть сколько прогублю, а я их всё одно – воспитаю.

– Воспитаешь, Сенечка, конечно, воспитаешь! – поддакнула подруга.

А на крыльце стояли двое, третий бежит к ним от соседнего домика и машет рукой.

– Давай, давай, этот вроде и есть восемнадцатый номер!