Чумовая попаданка в невесту

— Сего дня вам предстоит испытание трудом и смирением. Долг жены князя — быть примером во всём для своих людей. Войдите же вслед за мной в сию обитель нищеты и боли, проявите милосердие и пролейте божью благодать на скорбных телом и духом.

Я повернулась к Филомене и шепнула с усмешкой:

— А ты говорила — костёр, костёр!

— Ох, милая, это куда хуже, — сморщила курносый носик девушка, но потянулась за мной. Так мы и вошли в большой холодный дом: Самарова с Глафирой и я с Филоменой.

Да уж, костёр был бы уместнее. Там хотя бы было теплее. Здесь же, походу, не топили. Экономили, что ли, на больных? С ума сойти! В зале стояли деревянные койки, а на них лежали, метались в бреду, буянили или просто тихо помирали люди.

Сказать, что я офигела, всё равно что промолчать. На полсотни коек в больничке сновали всего несколько монахов в просторных рясах из грубой серой холстины с чёрными капюшонами на головах да двое парней в тёмных балахонах до пола. Стоны и вопли раздавались со всех сторон, а святые люди особо не спешили, видимо, уже давно привыкнув к подобной вакханалии. А я всё вздрагивала, слыша крик боли или настойчивую мольбу попить-поесть. Запах же…

Запах — это отдельная история. Думаю, если бы стояло жаркое лето, я бы уже свалилась в обморок, потому что воняло тут страшно. Нет, не так. Тут страшно ВОНЯЛО. Как в отстойнике городской канализации с примесью крови, мокрой псины и сладковатого запаха гноя. Мельком глянув на Филомену, я поддержала её. Бледная как городская стена, девушка изо всех сил сдерживалась, чтобы не потерять сознание. Полагаю, уже от запаха, ведь нам ото входа не было слишком видно медицинских подробностей. А ещё служанки наши остались снаружи по строгому окрику Макарии.

Надсмотрщица над невестами предусмотрительно держалась у дверей, но громко провозгласила:

— Святые братья! Я привела вам помощниц, как и было договорено. А вы, девицы, идите и утолите нужды страждущих.

— Мать моя женщина, — только и смогла сказать я, прислонив Филомену к стене. — Эй, подруга, тебе как? Нашатырного спирта не найдётся ни у кого?

На меня уставились две пары недоумённых глаз бородатых монахов, и один из них кивнул куда-то вбок:

— Иди с братом Никифором, а я позабочусь о ней.

Филомену оставлять не хотелось, но пришлось. Макария бдела. Я поплелась за сгорбленным монахом, который не останавливаясь тыкал артритным пальцем в койки и бубнил:

— Сменить повязки… Накормить размоченным хлебом… Обмыть ноги и перевязь сделать… Отвар дать меленько…

Я старалась запомнить, но скоро бросила это занятие. Сориентируюсь по ходу. Главное, не наблевать прямо на пол. А так, в принципе, ничего страшного. Монах зыркнул на меня и буркнул:

— Чего стала? Раней начнёшь — раней завершишь.

И то правда. Приняв от него сухие, сложенные в несколько раз куски ткани, я присела на шконку первого больного. У него были замотаны руки по локоть, а лицо пряталось в морщинах и седой бороде.

— Здрассьте, — тихонько сказала я, пытаясь аккуратно размотать кровавую повязку. — Вы, главное, не волнуйтесь. Я сейчас вас перебинтую, всё будет хорошо.

Дедок, которому на вид было лет сто, сперва лежал смирно, а потом принялся громко стонать и отбрыкиваться. Я старалась его успокоить, сама уже чуть не плакала, отдирая присохшие бинты, а потом меня всё достало. Рявкнула:

— А ну, лежать смирно! Я не виновата, что вас не обезболили! Где тут вода? Смочить хоть, что ли…

Обернулась, схватила за длинный рукав балахона мальчишку лет пятнадцати:

— Где можно воды взять? Желательно тёплой.

— Тёплой нет, боярышня. Сей же час из бочки притащу.

Дед между тем унялся и снова распластался по шконке. Я ласково улыбнулась ему, хотя больше всего на свете мне хотелось орать:

— Вот и хорошо, так гораздо лучше… Что у вас с руками? Поранились?

Он не ответил, жуя бородой, только горестно вздохнул. Парнишка принёс бадейку воды, и я нахмурилась:

— Вы и на воде экономите?

Он только плечами повёл, не понимая, и быстро ушёл к другому больному. Я со вздохом зачерпнула воды в горсть и обильно смочила кровавый бинт. Если бы это видела медсестра из нашей районной поликлиники, то шандарахнула бы меня бадьёй по голове без лишних слов, ибо антисанитария, микробы, воспаление, гангрена… Но другого ничего в голову не приходило. Повязку поменять надо. Я уже представляла примерно, что ждёт меня под грязной тканью, и понимала, что дедок, скорее всего, уже не жилец. Всё равно жалко.

С горем пополам бинты таки удалось снять. Руки были обожжены от запястий по локти. Сколько это? Больше десяти процентов кожи? Пипец деду. Воспалённая красная кожа, некипячёные бинты, никакого антисептика… Так, чем у нас прабабуля мазала ранки в деревне? Вроде бы маслом с воском… Да, пчёлы были, это точно. Масло, воск и яйцо — вспомнила! Всё согреть и намазать, а главное, не бинтовать и всё время домазывать.