— Шла бы ты, боярышня, приоделась да прихорошилась, — скосила на меня глаза Аксинья. — Тебе надобно прислуживать-то. Подашь чарочку княгине, опосля княжичу…
— Ну нифига себе! Я готовила, я и подавать должна?
— Так ить хозяйка будешь! — удивилась моему возмущению стряпуха.
— Ай, буду, хрен с вами, — отмахнулась я и вышла из стряпошной. Пока поднималась в горницу, думала, что надо бы заготовить какую речь. Ну там, поблагодарить за внимание, за данную мне возможность, за гостеприимство… Ладно, сымпровизирую чего-нибудь. Наряд — вот моя главная проблема. Ну, платье какое-никакое найду в сундуке. Есть там и мягкие войлочные тапки типа сапожок до щиколотки. Бусики-шмусики, браслетики какие… А для усиления эффекта надо накраситься, как эти чучела — мука, свекла, уголь. Интересно, как они мукой пудрятся — без основы? Или мажутся чем-нибудь? Блин, как тут всё сложно…
Оделась я и прихорошилась, слава ёжикам, без компании, ибо остальные невесты сидели в светлице и прилежно вышивали. Основательно перерыв шмотьё в сундуке, лихорадочно вспоминая наставления Прошки по поводу слоёв одежды, я выбрала длинную рубашку из тонкого беленого полотна, по подолу, низу рукавов и вороту которой тянулись плотные широкие полосы красной цветочной вышивки. На рубашку натянула платье цвета августовского бледного неба. Все кромки платья были обшиты тесьмой, в которую явно были вплетены золотые нити. Из такой же тесьмы оказался и двухметровый поясок с кисточками на концах. Пришлось обмотаться им вдвое, чтобы не болтался по ногам. Видать, Богданушка потолще меня была. Расчесала волосы и заплела аккуратную низкую косу, вплетя с середины голубую ленту. Голову покрыла тончайшим кружевным платком, а поверх обвязала лежавшей в ларце нитью каменных бус разных цветов. Вроде так носили… Пусть будет, в крайнем случае, введу новую моду.
Лицо надо было набелить. Грациозной ланью я метнулась в стряпошную, ничего не объяснив ошарашенным моим вторжением работницам, схватила плошку муки, уголёк из печи и половинку свеклы, снова убежала наверх. Три раза начинала, три раза смывала всё с морды лица, пока, наконец, мука не легла более-менее ровно, а не валялась комками по лбу и щекам. Повозюкав свеклой по скулам, обрела слегка нездоровый румянец — чахоточная в последней стадии! Выдавила немного сока и пошлёпала обмакнутым в него пальцем по губам. Ну а напоследок нарисовала себе прекрасные соболиные брови. Ну как соболиные… Почти брежневские. Поуже чуток всё-таки. К брежневским я пока готова не была, даже ради провала испытания.
Глянула на себя в зеркальце и вздохнула:
— Ну всё. Прынцесса! Не, не прынцесса. Королевна!
И подбоченилась, как Чурикова в старом мамином любимом фильме. Потом отмахнулась от своего отражения и полезла в ларец. Достала и взвесила в руке три мешочка с камнями. Лучшего случая не предвидится, чтобы их отдать. Тётка велела лично передать, но мы не пойдём лёгким путём. Вон, завязочки есть, можно привязать к кубкам. Главное, не ошибиться, а поэтому пойду к чернавке, которая будет сервировать стол. Взятка это, ясен пень, но с такой красотой, как у меня, да с таким угощением никакая взятка не поможет.
Предзакатное солнце щедро лило оранжевый сироп через окна в трапезную. Я оглядела накрытый стол и склонила голову набок. Получилось более чем прилично. К моему угощению Анисья по собственной инициативе прибавила плошки с капустой, огурчиками, свеклой, грибами. Кувшины с медовухой, пивом и дорогим бизанским вином теснились между блюдами с шавушечкой. По моему настойчивому требованию Фаська собрала со всех хором разнообразные маленькие плошки и теперь, пыхтя и отдуваясь, расписной ложкой пыталась наполнить их сладким мороженым. Марфуша следила через плечо, дивясь необычному десерту, и аккуратно раскладывала сверху по три-четыре клюквины. Всё было готово. И меня взял мандраж. Мама дорогая, как всё пройдёт?
Правда, насладиться тревожной дрожью я не успела. В трапезную вплыла величавая княгиня, за ней семенила бледная, как смерть, Мария и подволакивал ноги княжич. Девки-чернавки выстроились сбоку, чтобы не мешать проходу, и я во главе. Глаза опустила, как они, стиснула край платья пальцами и долго смотрела на свои побелевшие костяшки, пока шуршало платье княгини.
За ней вошли и долго рассаживались бояре в шубах, воины в кожаных доспехах. А я думала только об одном — как бы выглядел в таких доспехах Стоян? Наверное, ему идёт. Вот бы посмотреть… Вот бы он был здесь, в трапезной, да попробовал бы мою шаурму… Понравилось бы ему? Или скривился бы, отплёвываясь?
— Ну что же, боярышня Евдокия из Борков, — молвила княгиня важным голосом, когда шум стих. — Налей-ка мне вина в кубок.
Вздрогнув, хотя и ожидала чего-то подобного, я взяла кувшин с края стола и пошла вдоль стеночки к месту, где сидела княжеская семья. Обогнула по правую руку княгиню, налила ей в кубок вина и по давней привычки официантки сделала то же самое для княжича. Он поднял лицо, и на меня глянули тёмные серьёзные глаза, окружённые веером чёрных ресниц.