Чувственная ночь с изгнанником

– Репортеры тайком следили за ним, выжидая, когда отец подыщет себе новую жертву. Когда это случилось, они рассказали этой женщине, какой опасности она подвергается, и та согласилась подыграть, чтобы вывести мошенника на чистую воду. В ее доме установили скрытые камеры, все телефонные звонки записывались. Собрав достаточно улик, журналисты сначала опубликовали эту историю в прессе и только потом передали все материалы в полицию. Репортеры пытались отыскать и других жертв Джека Ховарда. Кое-кто откликнулся, но, полагаю, многие постеснялись признаться перед семьей и друзьями, что попали в лапы афериста.

– Ты говорила, твои родители умерли…

– Считаешь, я солгала? Уголовное дело отца должен был рассматривать Суд короны, но подготовка подобных процессов занимает много времени, особенно когда у обвиняемого отличный адвокат. Отца отпустили домой под залог, отобрав паспорт и приказав постоянно отмечаться в местном полицейском участке. Когда однажды он пропустил назначенный срок явки, полицейские пришли к нам в дом и обнаружили отца и маму мертвыми. При вскрытии в их телах обнаружили смертельную дозу конского транквилизатора.

– Это было самоубийство?

– Такой вердикт вынес коронер. Но мой отец был социопатом. У него не было совести.

– Я был не прав, когда сказал, что он не ограбил твою мать. Он украл ее жизнь, а теперь крадет твою. – Брэм что-то пробормотал по-арабски. – Так вот почему тебя беспокоило, попадет ли новость о нашей свадьбе в газеты. Ты боялась, что тебя узнают.

Руби пожала плечами.

– По крайней мере, у тебя будет идеальный повод развестись со мной.

Кажется, Брэма рассердило такое предположение.

– Я им не воспользуюсь.

– Никто не осудил бы тебя за это. Впрочем, какая теперь разница? Лори уже, наверное, шлет эсэмэски всем бывшим одноклассницам. Рано или поздно слухи просочатся и в прессу… Спасибо тебе.

– За что?

«За то, что понял и не осудил», – хотелось сказать Руби, но она произнесла другие слова:

– За то, что выслушал. Это для меня много значит.

– Думала, я рассержусь?

– Имеешь на это право. Я ведь сказала тебе лишь о том, что сменила фамилию из-за скандала, связанного с моей семьей.

– Если бы я знал историю целиком, все равно поступил бы так же. Идем. Ты переволновалась. Тебе нужно выпить чашечку чая.

– Чая? – Руби невольно рассмеялась. – Сколько ты прожил в Англии?

– Судя по всему, слишком долго, – усмехнулся Брэм и обнял ее.

Руби прислонилась головой к плечу мужа, и вот так, бок о бок, новобрачные вернулись в отведенные им покои.

Нур за вышивкой дожидалась хозяйку, чтобы помочь ей раздеться, но Руби отослала ее, сказав, что справится сама.

Брэм добавил что-то по-арабски, и служанка, пожелав спокойной ночи, удалилась.

Руби скинула с плеч смокинг мужа и повесила его на спинку стула. Брэм тем временем подошел к столу, на котором стояли электрический чайник и поднос со всем необходимым для чаепития.

Включив чайник и усадив жену на диван, шейх сказал:

– Расскажи, что случилось с тобой потом.

– Ничего. Пока адвокаты разбирались с имущественными вопросами после смерти моих родителей, я жила в Шотландии с няней моей мамы. Она к тому времени была уже совсем старенькой, и скорее это я присматривала за ней. Я поступила в местный колледж под ее именем.

– А что стало с вашим фамильным особняком?

– Его продали. Я уже никогда не смогу вернуться туда.

– Представляю, сколько адвокатов выстроилось в очередь, чтобы получить компенсации в интересах их клиенток, обманутых твоим отцом.

– Мы были не настолько богаты, как они надеялись. Особняк, вся его обстановка, фамильные драгоценности, два коттеджа и квартира в Лондоне – это было унаследовано мамой и после ее смерти перешло ко мне. Но так как я была еще несовершеннолетняя, прибыль от продажи особняка и всего остального была помещена в трастовый фонд до моего совершеннолетия.

– И это правильно.

– Отец, не доживший до суда, был признан виновным. Юристы, представлявшие мои интересы, согласились с тем, чтобы разделить между пострадавшими от мошенничества имущество Джека Ховарда: его банковские счета, машины, личные вещи и… – Руби приложила ладонь к сердцу, чтобы унять всколыхнувшуюся в нем боль, – и лошадей, которых он мне купил.

– Твоих лошадей? Так вот почему ты больше не ездишь верхом!

– Уверена, распорядители фонда не отказались бы оплачивать мои занятия конным спортом. Но разве я могла участвовать в соревнованиях, зная, что все будут смотреть на меня как на дочь мошенника. А что писали бы в газетах?

– Представляю себе.

Лицо Брэма осталось бесстрастным, но Руби поняла, что он вспомнил о собственном опыте общения с прессой, растрезвонившей о его позоре на весь свет.

– Мне хотелось просто исчезнуть.

– Да…

На мгновение их глаза встретились.

– Но в моем случае я сам нанес себе вред.

– Почему? – вырвалось у Руби.

Шейх нахмурился.

– Почему? – повторила она. – Ведь это было совсем не в твоем стиле.

Брэм поднял бровь.