Чужие подъезды

Отец все еще не мог прийти в себя. Босой, раздетый, он топтался возле Ильи и не знал, что делать. Илья снял куртку, увесистую от тяжести двух бутылок, и накинул ее на плечи отца.

- Я перепугал тебя... - с сожалением сказал он. - Ты уж прости, знаешь ведь - я бесподобная скотина.

Он прошел в комнату и плюхнулся в кресло.

- Ты выпивши? - спросил Семен Ильич, торопливо надевая пижаму.

- Нет... Хотел надраться, да не получается.

- Неприятности? - сдержанно спросил Семен Ильич.

- Дай поесть, а... - попросил Илья. - Со вчерашнего дня не ел.

- Да господи, Илюша, что это с тобой? - отец разнервничался, побежал в кухню делать яичницу. Илья остался сидеть в кресле, разглядывая комнату. Свою типовую однокомнатную квартирку неугомонный изобретатель Семен Ильич превратил в уникальное жилище. Двери здесь не открывались, а ездили, шторы поднимались и опускались, стоило лишь на кнопку нажать. Точно так же включались многочисленные лампы и бра. Мебель ездила на колесиках. Тахта и стол были вмонтированы в стену и при надобности откидывались. Нажав определенную кнопку, можно было, не поднимаясь с кресла, послушать органного Баха. Полочкам, антресолям, складным выдвигающимся ширмам не было числа. Работы по реконструкции квартиры не прекращались вот уже двадцать лет.

- Чем ты занят сейчас? - спросил Илья громко, чтобы отец слышал в кухне. - Умывальник-проигрыватель? Или унитаз-кресло-качалка?

- Нет, я делаю сейчас витраж в кухне, - сказал отец, выглядывая. Он был в фартуке, с полотенцем, перекинутым через плечо. - Можешь посмотреть. Правда, он еще не закончен. Это очень просто: берешь изоортохроматические фотопластинки, срок годности которых истек, тушь разных цветов, проявитель, закрепитель...

- Папа, - спросил Илья, - почему вы расстались?

Семен Ильич застыл, медленно стянул с плеча полотенце, вытер им руки, молча повернулся и скрылся в кухне. Илья пошел следом за ним. Отец возился с кофе.

- Господи, - сказал Илья. - Какими надо было быть дураками! Вы - два хороших, честных, добрых человека...

- Знаешь, Илья, - медленно сказал отец, не оборачиваясь, - когда мы с Валей расставались, тебе было тринадцать, и я с ужасом ждал от тебя вот этих вопросов, мысленно возражал тебе, готовился ответить на все. Но ты... ты бегал на тренировки в волейбольную секцию, крутил целыми днями пластинки, читал детективы... Так странно, что те вопросы, которые ты должен был задать мне двадцать лет назад, ты задаешь сейчас. А я, знаешь, позабыл все ответы. - Он замолчал, стал открывать шпроты. - Почему разошлись? Разные люди, ссорились часто... Сейчас, правда, не припомню из-за чего, но тогда все казалось очень крупным и значительным. Тесно было вдвоем. Садись, ешь... Что там у тебя? Водка? Ну, давай выпьем.

- Ты знаешь, - торопливо сказал Илья, не притрагиваясь к рюмке, - у меня катастрофа, все летит к черту. Самое смешное - я даже повеситься не могу, никто не поверит, что это всерьез.

- Ты что? - испуганно спросил отец. - Бог с тобой, сынок!

- Вчера, понимаешь, выяснил наконец с собой отношения. Понял, кто я есть... Я - пятак с рублевой решкой. Во всем пятачок, не более. - Сын объяснял все задушевно-мрачным шепотом, а в глазах его сидел такой отчаянный, такой зловещий черт, что уж лучше было не возражать ему, не перебивать, не убеждать в обратном. - Ты вот обрати внимание, я у тебя который раз? Третий? А ведь ты больной, у тебя и печень, и сердце, и еще черт-дьявол. Ты ведь здесь лежать будешь, и воды никто не подаст.

- Нет, у нас соседи хорошие...

- Ой, молчи! - недобрым шепотом воскликнул сын и стукнул по столу так, что кофе выплеснулся из чашек. - Я бесполезный кузнечик. Мне вчера любимая женщина сказала: "Ты все в мальчиках ходишь?" Любимая женщина - я ее прикончил десять лет назад, а она меня - сегодня.

- Тебе выпить надо, смягчиться... - Отец попытался придвинуть к нему полную рюмку, но сын отвел его руку.

- А мать? - продолжал он. - Ты спроси, когда я по-человечески с ней говорил? А ведь она поседела от того, что видит мою никчемность, как я годами швыряюсь. Я ничего не замечаю, ничего! Вот недавно бабаня сказала о тебе: "Мосты он хотел сделать". А откуда она знает про мосты?

- Я... звоню иногда... - трудно сказал отец, - когда мама в школе.

Наступила тягостная пауза.

- Везде, - тяжело сказал Илья, - по всем швам... Половина жизни прожита... в мусоропровод!

- Ну зачем ты так?! - горячо возразил отец. - Ты работаешь, ты журналист, в газете тебя ценят, товарищи тебя люб... - он не договорил, осекся, увидев, как округляются бешеные глаза сына.

- Ты?! - закричал Илья. - Ты мне это говоришь?! Ты - старый геолог, работяга? Всю жизнь в партиях, в поле, в горах, - рубашка в поту, впроголодь, всухомятку, сколько месторождении ты открыл!

Илья вскочил с табуретки, заметался по кухоньке.

- Ты же жалеешь меня, утешаешь! Не надо меня утешать!

Взгляд его упал на пиджак, лежащий в кресле.